Искатель, 1999 №12 - Станислав Сергеевич Зотов

— То понял кое-что… про зеркало.

— Думаю, что да.

— А вас он уже видел?

— Да. У нас ведь в подъезде висит список жильцов. Все просто. Да мы и раньше были знакомы — я много лет курировала самодеятельность, а он все пытался поставить какие-то танцы, балетные номера суперсовременные, — кажется, что-то восточное. И музыку для этого особую написал или хотел написать, не помню… Но это все и неважно. Все думают, что она сама себя задушила… Закрутила вокруг шеи шарфик и наступила на его конец… На похоронах даже сравнивали ее смерть со смертью Айседоры Дункан — помните, ее длинный шарф попал под колесо автомобиля, в котором она же и ехала…

— Я слышала, что подозревали самоубийство…

— Да. Но следствие, кажется, уже закончилось. На него не пало подозрений — они жили порознь, хотя и не были разведены.

— Но зачем он это сделал? В чем смысл?

— Смысл? Как интересно, что вы, всегда и все знающая, спрашиваете меня об этом.

— Но вы стояли и стоите близко к этому. В данном случае ближе, чем я.

— Я думаю, материальный интерес. Около него сейчас молодая дама, нужны деньги, а у жены они были. Поговаривали, что она удачно вложила сбережения — кажется, в «Газпром». Квартиру приватизировала. Теперь у него и деньги, и квартира. И образ любящего, скорбящего мужа. Только я порчу всю картину. Одно время мне казалось, что он про меня забыл, а недавно поймала его цепкий, тяжелый взгляд…

Еле слышно скрипнула входная дверь. Возможно, женщины бы этого и не заметили, если бы не полоска света, которая прорезала тревожное, темное пространство. Зоя Алексеевна прижалась к Валентине и крепко сжала ее руку… Валентина сделала знак молчать, не шевелиться, не пугаться и спокойно вытащила из сумочки пистолет, потому что точно помнила — войдя в квартиру, они заперли за собой дверь… Шаги раздались совсем рядом — осторожные, шаркающие, чем-то шаркали и вверху по стене. И только когда напротив, в туалете, загорелся свет, Валентина поняла, что у незваного гостя не было фонарика и он искал рукой выключатель… Она оценила свою осторожность — как хорошо, что они догадались не зажигать свет и ничем себя не выдали. В маленькую щель им трудно было наблюдать за непрошеным гостем, однако было понятно, что он забрался на сиденье, вытащил вентиляционную решетку и что-то спустил в открывшийся люк, а затем привязал это к поставленной на место решетке. Потом он погасил свет и выскользнул из квартиры, не забыв ее запереть. Все это заняло три-четыре минуты, не больше. Зоя Алексеевна перевела дыхание:

— Валечка, что это было? Зачем он проник в чужую квартиру? Я-то ведь живу этажом ниже…

— Вот он вам и послал подарок. Я думаю, что он спустил в вашу квартиру какой-то яд. Возможно, чтобы завтра вы уже не проснулись…

— Я ждала чего-то подобного…

— Быстро ведите меня к телефону!

Так же неслышно они добрались до аппарата, и Валентина позвонила Володе, своему другу и наставнику из милицейского управления. После короткого рассказа-отчета на другом конце провода ее заверили, что сейчас в квартиру Зои Алексеевны под видом разносчика телеграмм придет специалист, который все и проверит. Валентина положила трубку.

— Так. Дело сделано. Теперь нам с вами, дорогая Зоя Алексеевна, надо вернуться на исходные позиции. Интересно, чем он открыл дверь? Ключи, что ли, специально сделал? Наверное, да, повреждений нет никаких…

Женщины благополучно добрались до квартиры Зои Алексеевны… «Телеграфист» вырос на пороге минут через десять, можно сказать, молниеносно, а вслед за ним в квартиру шмыгнул бравый молодец, который вроде бы случайно шел по коридору.

— Господи, как мы к вам мчались! — сказал он. — Шеф боялся, как бы вы тут не отравились…

— Думаю, что он боялся не зря, — уверенно сказала Валентина, провожая оперативников к месту нахождения неожиданного и нежданного «подарка»…

— Ну и конечно, это был какой-нибудь страшный яд, усыпляющий, а потом убивающий человека! — сказала Глафира, когда на следующий день все общество вновь собралось у Маргариты Сергеевны и слушало рассказ о ночных приключениях. — И подбросил его этот убийца! Чтобы убрать свидетеля! Недаром я чувствовала вокруг вас, Зоя Алексеевна, какую-то страшную силу… Гелий, а ты что-нибудь подобное чувствовал?

— Да. Я даже хотел пойти с ними… переночевать.

— Ну и что же не пошел? — ехидно спросил Глеб.

— А, вы же знаете мою жену. Скандал на всю Европу.

Зоя Алексеевна, сидевшая все в том же кресле и охраняемая Валентином и Ефремом, вдруг повернулась к Глафире и спросила:

— Глашенька, а сейчас?

— Что — сейчас?

— Господи, ну она вас спрашивает, чувствуете ли вы эту силу сейчас? — «перевел» Альберт. — И я не вижу тут ничего сверхъестественного. По законам физики это можно объяснить…

— Сейчас? — Глафира подошла к Зое Алексеевне, сосредоточилась, протянула к ней руки…

— Ищи-ищи. А то убийца-то ведь на свободе. Разгуливает. И доказательств никаких нет. Тебе, Валя, надо было его из пистолета — паф! — заметил Ефрем.

— Может, и надо было. Ну что, Глаш?

— Да ничего. Ну, совершенно ничего. Словно этот негодяй вообще исчез.

— Словно его стерли с лица земли…

— Глеб, не мешай. Лучше проверь, продублируй меня.

Глеб пошел на Зою Алексеевну словно слепой, вытянув вперед свои худые руки, остановился, вращая кистями и пальцами, «прощупал» пространство и сделал тот же вывод:

— Чисто.

— Что ж, возможно, он уехал, — предположила Валентина.

— Но почему его сразу не схватили? — возмутился Ефрем.

— Потому что он скрылся… Да и доказательств тогда еще не было… Никто не знал, яд это или не яд, покушение или не покушение… Но он все равно вернется, — спокойно подытожила Валентина. — Он ведь должен знать, удалось это его злодейство или нет…

— А… телефон у вас звонил утром, Зоя Алексеевна? Он мог ведь и по телефону узнать? — спросил Ефрем.

— Звонил. Но Валентина не велела мне брать трубку.

— Но, судя по всему, для него это еще не доказательство, — продолжал накалять обстановку Ефрем.

— А вы, судя по всему, не учитываете психологии преступника. Вы вообще не думаете о психологии, — начал свою речь Альберт. — Совершить преступление, да еще не одно — это взять на себя тяжкую ношу. Как бы ни был человек жесток, а лишить жизни себе подобного — это переступить черту, за которой такая бездна, что страшно становится. Не всякий удержится, чтобы не упасть. И когда человек летит в эту бездну, зачастую становятся ненужными и деньги, и другие вещи, ради которых и совершалось зло. Рядом поселяется ужас. Человек общается с людьми, улыбается, он вроде бы