Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

Мужчина улыбнулся. Бережно взял ее ладошку, пожал:

— А вы, наверно, Лиза Золотова? Тоже та самая?

Сестрица сразу закраснелась, смутилась, но видно было: довольна чрезвычайно.

Мите мамин друг тоже понравился. И держится достойно, без пафоса, и про Олю — как он считал — все правильно написал.

Но на следующее утро Сизов зауважал Полуянова еще больше.

Матчи и у Лизы, и у Мити начинались в девять. Тетя Таня привела их в клуб к семи тридцати. Сначала разогреться в тренажерке, в восемь пятнадцать — самое козыр-ное время — записала на разминку на корте. Мерзлячка Лиза сразу побежала в тепло, но мальчику больше нравилось не по душному тренажерному залу нарезать коротенькие круги, а запустить организм на вольном воздухе. Поэтому остался на улице: раза четыре обежать «дутик» — как раз и получится примерно километр.

Когда огибал строение второй раз, увидел — неподалеку от служебного входа болтается Полуянов. По виду просто на телефон отвлекся, тыкает увлеченно в экран, но Митя сразу понял: выслеживает кого-то.

Чтобы полный круг сделать, надо как раз мимо пробежать, так что Сизов, чтобы не светиться, слегка изменил план разминки. Необязательно ведь кросс, можно и челночный бег потренировать под прикрытием стены клуба. А заодно подглядеть, что журналист задумал.

Долго выжидать не пришлось: примерно без десяти восемь показалась женщина. Идет к служебному входу, прячет от ледяного ветра нос в пуховике капюшона. Дима — к ней. Митя подкрался поближе, высунулся осторожно из-за стены. О чем-то заговорили, но баргузник (местный северо-восточный ветер) завывал от души, ни слова не разобрать. Впрочем, разговор быстро перешел на повышенные тона и мальчик услышал:

— Какие пять тысяч! Не брала я никаких денег! — визгливо возмущается женщина.

А Полуянов ей еще громче:

— Плевать мне на деньги! Говори правду! Бил он ее или нет?!

И тут женщина разрыдалась. Дима ее приобнял, начал утешать. Накал разговора утих, снова ни словечка не понятно. Но Митя продолжал прислушиваться, вытягивать шею. Чтоб не замерзнуть (ну и разминаться-то надо), прыгал — десять раз на одной ноге, столько же на другой.

Потом увидел: женщина достала паспорт, Дима фото страничек сделал. Дальше протянул ей планшет с листком бумаги, она поставила подпись и заторопилась к служебному входу.

— Спасибо, Феруза! — крикнул журналист ей вслед.

Ну а Митя помчался — с максимальным ускорением — к центральному подъезду. Через пять минут на корт выходить, а он еще не переодет.

Не терпелось все рассказать Лизке, но сестра — когда предстоял матч, пусть даже первый круг и на «проходном» турнире — всегда просила «не сбивать боевой настрой», поэтому промолчал.

Хотя, когда разминались на корте, неожиданно сказала не в тему:

— А ведь Оля здесь тоже играла совсем недавно.

И тяжко вздохнула.

Но Митя ощущал не только скорбь, но и гнев. Считал: во всем Олин отец виноват. В теннисе сумасшедшие папаши вообще частенько встречаются.

Он любил про всякие скандалы в любимом спорте почитать, поэтому знал: Елена Докич[8] целую книгу написала о том, как отец над ней издевался. И тот потом на весь мир оправдывался: «Это только ради ее же блага. Меня в детстве родители тоже били, но сейчас я им благодарен, потому что это сделало из меня приличного человека. И вообще, есть хоть один родитель, который раз-другой не поднял руку на ребенка из благих побуждений?»

А у Джима, отца Мэри Пирс[9], даже кличка была — «теннисный папаша из ада». Спортсменка рассказывала: «Он бил меня, если я проиграла, а иногда так вообще после тренировки, которая ему не понравилась. Если я говорила маме, это приводило к новым скандалам, так что мне было страшно говорить».

Но ладно звезды, чьи имена на слуху, — а сколько куда менее известных спортсменок притесняют и абсолютно никому до этого дела нет?

Отец 16-летней румынской спортсменки Андрады Сурдеану прямо возле корта ударил девочку по лицу и сломал ей нос. Жене Линецкой[10] папаша — в воспитательных целых — порезал бритвой шею. Китайскую теннисистку в сербском спортклубе родитель избивает ногами… Тимеа Бачински[11] о своем «любящем папочке» пишет: «У меня не было счастливого детства. Помню, как я все время хотела позвонить на „горячую линию“ для детей, с которыми плохо обращаются дома. Но я боялась, что отец в телефонном счете увидит этот номер и мне достанется. Он меня не бил. Дал пару затрещин, пару раз оттаскал за волосы. Это было в основном психологическое насилие…»

А отец Мирьяны Лючич[12] — тот постоянно избивал свою дочь за плохое, по его мнению, поведение, недостаточное усердие на тренировках, поражения, да и просто без повода. Любимым орудием домашнего тирана был тяжелый ботинок — однажды сорок минут ее им лупил.

Но ведь и тренеры считают: играть в свое удовольствие — это к любителям. А если ты перспективный — обязательно заставят тренироваться через не хочу.

Митя прекрасно помнил собственный опыт из раннего детства — когда спортивный наставник гонял его, тогда четырехлетнего, до изнеможения, а если удары не получались — заставлял в наказание прыгать «кенгуру». Счастье, что мама поддержала и позволила бросить ненавистный спорт.

Впрочем, Лиза — когда ей рассказал — тогдашнего его тренера взялась оправдывать:

— А что ему оставалось делать, если ты ленился?

И Митю — за то, что не выдержал, из тенниса слился, — осудила:

— Надо было терпеть. Сейчас бы гораздо круче играл, давно бы первым стоял по России.

В итоге оба сошлись во мнении: иногда жесткость нужна.

— Но Олин папа все равно козел, — гневно подытожила Лиза. — Ладно, когда нас гоняют ради будущих шлемов. Но ее-то был какой смысл прессовать? Если она до десяти лет ни разу дальше третьего круга не прошла?

— Не переставайте надеяться. Иначе бесполезно что-либо начинать, — хмыкнул Митя.

— Сам придумал? — удивилась.

— Не. Это Чарльз Диккенс.

…Судья как раз объявила, что разминка закончена, — до начала матчей оставалось пятнадцать минут. Митя с Лизой вместе с другими ребятами двинулись прочь с кортов: выходить на игру надо будет после вызова по громкой связи.

Сизов махнул в сторону кафе — все стулья давно отодвинуты от столов, родители устроились у ограждения. Нервничают. Ждут. Показывают отпрыскам пальцы, скрещенные на удачу.

Шепнул Лизе:

— Посмотри на лица. Они все — надеются. Даже родители той девочки, кого ты сейчас вынесешь с двумя «баранками».

— Хреновый ты мотиватор, — хмыкнула она. И жестко добавила: — Впрочем, даже если эту девочку тоже бьют,