Искатель, 2003 № 03 - Журнал «Искатель»

«Шестьдесят второй» (впрочем, положение других катеров было ничуть не лучше) был изношен до предела, и только Божья милость да искусство моториста, старого верного друга Николая Пичугина, поддерживали его в рабочем состоянии.

Чем больше старилось судно, чем сильнее изнашивалась его матчасть, тем сложней и напряженней становилась ситуация в приграничных рыбопромысловых водах. Сошальский хорошо помнил времена, когда (случалось, что по ошибке, но чаще — умышленно) иностранные рыбаки забредали в советские территориальные воды. Это были крайне редкие случаи, и «Шестьдесят второй» без труда настигал нарушителя. Затем следовали действия, положенные в подобного рода ситуациях: сигнал — требование остановиться, в случае неповиновения предупредительная очередь из крупнокалиберного пулемета. До стрельбы из скорострельной пушки, тем более запуска находящихся на вооружении катера ракет, не доходило ни разу. Нарушитель предпочитал безоговорочно сдаться вместе со своей допотопной шаландой и лучше заплатить штраф, чем найти вечный покой где-нибудь на морском дне. Пограничный катер советской морской охраны был серьезной силой, способной внушить уважение любому.

Нынче — другие времена. Вся эта браконьерствующая братия — польские, вьетнамские, китайские и прочие рыболовецкие компании, неплохо поживившиеся на промысле в богатейших рыбой нейтральных водах Охотского моря, — продвинула свой бизнес куда как далеко. Обзавелись супертраулерами с тысячесильными моторами от «Роллс-Ройса» и «Тошибы», современными средствами ночного лова, спутниковой связью, вертолетами, вооружением… А морская пограничная служба к тому времени окончательно захирела.

Сошальский помнит тот черный для него лично день 18 июля 19… года, когда началось вторжение мародеров — иным словом это, пожалуй, и не назовешь.

В тот день он закрывал границу на своем обычном маршруте крейсирования: вдоль северного участка так называемых внутренних нейтральных вод Охотского моря, от Егорьевской банки и на тридцать миль западнее острова Скалистый. То, что увидел он вдруг, стоя на капитанском мостике, было способно поразить воображение: не один и не два, а около сорока нарушителей «паслись» в российских территориальных водах, вломившись туда из нейтральной зоны. Это было настоящее вторжение — рыболовецкие суда под польским, южнокорейским, китайским и вьетнамским флагами, самым наглым образом оттеснив три затерявшихся в этой массе сейнера местного колхоза «Рыбачий», вели разбойный лов минтая.

Сошальский дал команду «полный вперед», но… Это был первый случай, когда ему не удалось догнать нарушителей. Обычный в таких случаях прием — выйдя на полградуса мористее, отсечь их от нейтральных вод и гнать к берегу — не удался по одной очень простой причине. Изношенный движок «Шестьдесят второго» не смог дать необходимую скорость. Браконьеры успели собрать свои сети и преспокойно ускользнуть в нейтральную зону.

С тех пор каждый выход в море превратился для Бориса Сошальского в сплошной кошмар и бесконечное унижение. Без всякой надежды на успех гонялся он за нарушителями вдоль линии нейтральных вод — оттуда они откровенно насмехались над ним, всякий раз успевая ускользнуть от пограничного катера. Первое время браконьеры еще опасались забираться дальше чем на две-три мили в глубь российской территории, но затем, когда в их распоряжении появился еще и вертолет (он базировался на палубе южнокорейского супертраулера «Кейху»), обнаглели вконец. Вертолет поднимался в воздух и наблюдал, когда и откуда появится патрульный катер. В случае опасности он просто подавал сигнальную ракету и тем самым заблаговременно оповещал тех, внизу. За то время пока катер добирался до района незаконного промысла, они преспокойно успевали собрать свои снасти и улизнуть в нейтральную зону. Сошальскому же, «на всех парах» прибывшему к месту нарушения границы, оставалось лишь видеть скорбные следы их пиратства — выпотрошенные тушки минтая, которыми была буквально забита вся акватория у острова Скалистый. В очередной раз фиксировал он, что здесь похозяйничала банда южнокорейцев. Это они облюбовали для себя район Скалистого — одно из крупнейших во всей акватории мест нагула молоди минтая. Это они в последнее время обнаглели до того, что стали засылать сюда не просто траулеры, а целые рыбозаводы, которые здесь же, на месте, обрабатывали рыбу. Для фарша «суреми», который, как слышал Сошальский, подавался в лучших ресторанах Сеула, годилась лишь спинка молодого минтая. Все остальное не использовалось и попросту выбрасывалось в море за ненадобностью. Иначе как варварством назвать их действия было невозможно: ведь ради этого фарша, от которого корейские гурманы балдели в своих кабаках, запасы минтая российской части Охотского моря были практически сведены на нет. И никто ничего с этим не мог поделать. Морские хищники совершенно безнаказанно творили что хотели только лишь потому, что у морской погранслужбы не было средств отремонтировать свои катера. А порой не было и горючего, чтобы выйти в море.

…Стоя на капитанском мостике, старлей Сошальский в бессильной злобе смотрел, как красно-синяя стрекоза скользит в голубом небе. Вот сейчас… Да, уж в который раз повторился этот убийственный для него, морского офицера, сюжет. Вертолет дал сигнальную ракету и пошел к своим, на посадку. К тому моменту когда его «Шестьдесят второй» выйдет к месту лова, корабли браконьеров преспокойно «нырнут» в нейтральную зону — поди докажи, что это они час назад грабили великую страну!

Идея стармеха

Как обычно, возвращаясь на базу, Сошальский сдал вахту прямо в море «Пятьдесят восьмому», вышедшему на смену. Как обычно, составил рапорт об обнаружении места браконьерского лова рыбы. И, как обычно, рапорт заканчивался словами: «Задержание нарушителей не было произведено вследствие позднего прибытия на место происшествия».

Что крылось за словами «позднее прибытие», начальству погранотряда было хорошо известно: в очередной раз пограничному катеру не хватило скорости, чтобы догнать браконьеров.

— Слушай, командир, — уже на берегу догнал Сошальского стармех Пичугин. — Домой не очень торопишься?

— Да вроде нет, — пожал плечами Сошальский. — А ты почему спрашиваешь?

— Заглянем ко мне, пропустим по двадцать грамм? День-то сегодня какой — не помнишь? Три года, как померла моя Антонида.

На берегу, вне служебных рамок, отношения командира и стармеха уже много лет были дружескими, неуставными. Дружили семьями, пока не отошла в мир иной Тоня, жена Пичугина. Второй жены Николая Сошальский не одобрял — уж больно молода для него, да и вида была стервозного. Потому старался пореже бывать у Пичугиных. Но сегодня отказаться, не помянуть покойницу, было никак нельзя.

— Ну, давай, — вздохнул он. — Ты только погоди, я в «Гастроном» заскочу на минутку…

— Ничего не надо, — махнул рукой Пичугин, — все в доме есть: и выпивка, и закуска. Да и рассказать тебе кое-что хочу, посоветоваться…

Помянули они Антониду, пусть ей земля будет пухом. Побалакали о том о сем, вспомнили прошлые времена. Когда же