Возьми моё сердце - Нина Стожкова

Выход в открытый космос

Варина мама вошла в палату, вся обвешанная сумками и пакетами. Варя поймала ее настороженный взгляд и широко улыбнулась. Она постаралась, чтобы улыбка получилась беззаботной и счастливой. Видимо, маневр удался. Мама, взглянув на ямочки у дочки на щеках, передумала плакать и улыбнулась в ответ.

– Мама, для кого все это? – удивилась Варя, оценив многочисленные пакеты и сумки. – Здесь хорошо кормят. В клинике сбалансированное диетическое питание после операции. Зачем столько всего? За один день со всем этим не справиться. Профессор Хуснулин обрадовал: меня послезавтра выписывают.

– Ничего, погрызете гостинцы вместе с соседкой, – улыбнулась мама и тут же спохватилась: – Как это – послезавтра? Уже? После такой серьезной операции! Это же как выход космонавта в открытый космос!

– Сейчас в медицине всё расписано. Кругом сплошные стандарты и протоколы, будь они неладны! – подала голос соседка. – Койко-место нынче в цене. Меня завтра тоже домой выпихивают. Я бы еще пару деньков тут полежала, на всём-то готовом! Всё лучше, чем ползать по квартире, держась за стенку.

– Мама, заберите меня с папой к себе! – внезапно попросила Варя. Мать удивленно взглянула на неё. Дочь заговорила жалобным, как в детстве, голоском. – Хочу домой. Хочу гулять с Бусинкой. Хочу твоего борща и яблочной шарлотки. Вовсе не рано выписывают, не волнуйся. Видишь, с меня уже все канюли и катетеры сняли, проводки из перикарда вытащили, от всех основных приборов отключили. Так что в самый раз. Подъезжайте с папой после двенадцати, когда выписка будет готова.

– Ну, конечно, дочка, как скажешь!

Мама поцеловала Варю в бледную щеку и спросила:

– Помнишь, в детстве, когда ты оставалась у бабы Иры, всегда ждала меня у окна?

– Конечно, помню! Как жаль, что бабушки уже нет с нами, она бы не хлюпала носом, как ты сейчас. Баба Ира была кремень. Мне кажется, я после операции тоже стала сильнее. Мама, я так хочу домой! Можно, пока я поживу с тобой и с папой? Чтобы не скучать обо мне, вы завели Бусинку. А теперь у вас будет двое – я и Бусинка. Я буду ходить с ней гулять, дышать воздухом, как велят доктора. Да и Максу, если честно, так будет спокойней. Слишком много у меня пока всяких запретов и ограничений. Спать три месяца можно только на спине, столько же придется носить специальный корсет, первое время нельзя опираться на руки, надо постоянно сдавать кровь из-за опасности тромбов или, наоборот, кровотечений, приходить на консультации, соблюдать специальную диету…

– Ну, конечно, Варенька! – мама попыталась улыбнуться, но получилось плохо. Она внезапно почувствовала, как тревога, прежде свернувшаяся калачиком и затаившаяся в дальнем уголке её души после успешного окончания операции, снова разворачивается в полный рост и заполняет ее всю, от макушки до пяток. Варино предложение показалось матери по меньшей мере странным. С тех пор, как они с Максом переехали в его квартиру, Варя не соглашалась оставаться дома на ночь, как её ни уговаривали родители. Каждый раз она спешила к своему ненаглядному Максиму. Повторяла, что они муж и жена, хоть пока не расписались. Мол, штамп в паспорте не главное, но скоро они и это упущение исправят. Дескать, они должны быть всегда вместе – и в горе, и в радости, а значит, – принимать друг друга любыми – больными, некрасивыми, уставшими, грустными… Теперь операция позади, Максим рвется помогать Вареньке во всём, но дочка его почему-то отталкивает. Что с ней происходит? Может, долгий наркоз так на нее повлиял?

В словах дочери мать уловила новые интонации. Волевые, жесткие, даже требовательные. Они совершенно не вязались с обликом прежней – милой, женственной и податливой Вареньки. Мама с любовью и грустью смотрела на дочь и продолжала удивляться. Ни в голосе, ни во взгляде Вари теперь не было ни капли прежней мягкости. Ту, прежнюю, трепетную Вареньку, хотелось оберегать от жестокого мира и защищать от всех невзгод, как птица защищает крыльями едва оперившегося птенца. Родителям было приятно её холить и лелеять, втайне думать, что без их опеки она пропадет. Новая Варя была сама готова за себя постоять и, похоже, никому не собиралась перепоручать ответственность за свою жизнь. Дочка стала другой, и мама Тамара испытывала смутную тревогу, какая порой появляется в душе при встрече с незнакомым человеком.

Мама сделала над собой усилие и улыбнулась, чтобы не расстраивать свою девочку.

– Конечно, Варенька! Добро пожаловать в родительский дом! Он ведь и твой тоже. Оставайся у нас столько, сколько захочешь. Мы с папой будем этому только рады.

Сказав это, мать подумала, что жизнь семьи изменилась безвозвратно.

Варя же, напротив, успокоилась и прижалась, как в детстве, щекой к маминой руке. Она почувствовала, что сердце в груди забилось ровно, а щека, согретая маминой ладонью, потеплела, словно новое сердце одобрило ее внезапное решение и готовность к новой жизни.

Свежая идея Миранды

– Слышь, Серый, рванем на футбол в воскресенье? – предложила Миранда через неделю, когда они вновь собрались у Джобса.

– Знаешь, нет настроения развлекаться, – тихо сказал Сергей. – Каждый день, когда не работаю в ночную, хочу только одного: добраться поскорей до дома, включить комп, присоединить его к телику и смотреть на большом экране клип, который к моей днюхе смонтировала Кира. Там много классных фоток, связанных с ней и со мной. Как мы в Нескучном гуляли и дурачились, как летом по Москве-реке на кораблике катались, как в Подмосковье с парашютом прыгали. Да много всего такого… Я постоянно думаю, почему она ушла так рано? Чем прогневила бога или судьбу? С парашютом прыгать не боялась, а от обезьяны на мотоцикле не спаслась. У нее ведь столько планов было! Собиралась на веб-дизайнера учиться, ей нравилось все, что с компом связано. Ещё Кира мечтала заниматься экстремальным туризмом: ходить в походы по опасным рекам, подниматься высоко в горы. У нее получилось бы, черт побери! Ролик про нас с ней, если по чесноку, классный вышел! Она еще французский шансон под фотки подложила. Я раз десять уже смотрел, и до сих пор не надоело.

– Между прочим, я не на тусу тебя зову, а на боевое задание, – обиделась Миранда. – Кира тут ни при чем. Гнилая отмазка, Серый! Я что, скорбеть тебе запрещаю? Если слабо поработать на стадионе, так и скажи.

– Да чего