Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз

Я приехала в Лондон в последнюю неделю пребывания Луциллы у тетки и осталась в городе, чтоб отвезти ее в Димчорч.

Как только для Оскара прошло время ехать к Луцилле в Лондон, переписка его с нею, естественно, стала веселее. Она опять ободрилась, бедняжка, и радовалась от души встрече со мною. Мы хорошо воспользовались немногими днями, проведенными вместе в Лондоне, и вдоволь наслушались музыки в операх и концертах. Я отлично ладила с теткой до последнего дня, когда по какому-то случаю я высказала свои политические убеждения. Нельзя выразить словами ужас старухи, когда она узнала, что я с нетерпением ожидаю ликвидации всякого неравенства и справедливого распределения собственности на всем земном шаре. При этом разговоре я еще раз заставила дрожать аристократку. Я также навсегда заперла для себя дверь дома мисс Бечфорд. Все равно! Приближается день, когда Бечфордам будет нечего запирать. Вся Европа больше и больше приходит к Пратолунговской программе. Мужайтесь, братья мои, не имеющие земли, и сестры мои, не имеющие денег в банках! Мы еще разделаемся с презренными богачами. Да здравствует республика!

В начале апреля мы с Луциллой простились со столицей и поехали назад в Димчорч.

Когда стали мы подъезжать к приходскому дому и Луцилла начала волноваться, с тревогой ожидая встречи с Оскаром, беспокойство, которое я так легко выбросила из головы в Италии, снова овладело мной. Воображение мое принялось рисовать образы, пугающие образы Оскара в теперешнем виде, подобные голове Медузы, невыносимой для взгляда смертных. Где встретит он нас? При въезде в селение? Нет. У ворот приходского дома? Нет. В уединенной части сада, за домом? Да! Вот он стоит, ожидая нас, один.

Луцилла бросилась к Оскару на шею с криком радости. Я остановилась поодаль и глядела на них.

О! Как живо помню я в ту минуту, как она его поцеловала, поразительную контрастность их лиц. Лекарство сделало дело. Я видела ее белую щеку доверчиво прижавшуюся к обезображенному лицу. Боже, как жестоко бросалась в глаза разница между тем, каким был он прежде, и тем, каким стал теперь! Глаза его обратились на меня, пока держал он Луциллу, в объятиях. Безмолвный взгляд его говорил ясно: «Вы любите ее, хватит ли у вас духу когда-нибудь открыть ей эту тайну?»

Я подошла, чтобы пожать ему руку. В ту же минуту Луцилла вдруг отодвинулась от него, положила ему левую руку на плечо, а правою быстро провела по его лицу.

У меня сердце замерло. Изумительная тонкость ее осязания различила темный цвет моего платья в первый день нашего знакомства. Окажется ли ее осязание и на этот раз таким же непогрешимым, как тогда со мною?

Проводя рукой по его лицу, она делала это с таким напряженным вниманием, какое, как помнила я очень хорошо, проявила и относительно меня. Еще раз коснулась она его лица, подумала и обратилась ко мне.

— Что вам говорит лицо его? — спросила она. — Мне оно говорит, что у Оскара что-то на уме. Что такое?

Опасность на этот раз миновала. Ненавистное лекарство, меняя цвет кожи, не изменило ее ткани. Какою была она для осязания при отъезде Луциллы, такою осталась и при ее возвращении.

Не успела я ответить, как Оскар сам заговорил.

— Все благополучно, милая моя. Нервы у меня сегодня расстроены, да и радость встречи потрясла меня, больше ничего.

Луцилла нетерпеливо покачала головой.

— Нет, — сказала она, — есть еще что-то.

Она положила руку на сердце.

— Почему оно так сильно бьется?

Она взяла его руку.

— Почему она так холодна? Я хочу знать. Пойдемте в дом.

В эту затруднительную минуту скучнейший из людей оказался внезапно приятнейшим человеком. Ректор появился в саду встретить дочь. Среди отцовских объятий, при звуках изумительного отцовского голоса Луцилла поневоле успокоилась. Тема разговора сама собою переменилась. Оскар отвел меня в сторону, пока она была занята с отцом.

— Я смотрел на вас, — сказал он. — Вы ужаснулись, увидев меня. Вы вздохнули свободнее, когда оказалось, что осязание ее ничего не определило. Помогите мне сохранить нашу тайну еще два месяца, и вы будете лучшим другом, какого когда-либо имел человек на земле!

— Еще два месяца? — переспросила я.

— Да. Если за два месяца припадки не возобновятся, доктор будет считать мое выздоровление полным. К концу этого срока мы можем быть обвенчаны с Луциллой.

— Друг мой Оскар, вы намереваетесь обмануть Луциллу?

— Что вы хотите сказать?

— Полно, полно! Вы меня понимаете. Честно ли сначала заманить ее в западню, жениться на ней, а потом объявить ей цвет вашего лица?

Он горько вздохнул.

— Я поселю в ней ужас ко мне, если признаюсь. Поглядите на меня! Поглядите на меня! — проговорил он с отчаянием, поднимая свои мертвенные руки к синему лицу.

Я решилась не уступать.

— Будьте мужчиной, — сказала я. — Признайтесь смело. За что любит она вас? За лицо ли, которого не видит? Нет, за сердце, родственное ее сердцу. Положитесь на ее здравый ум, а еще лучше — на горячую привязанность к вам. Луцилла увидит глупый предрассудок свой в настоящем свете, когда он окажется преградой между ею и вами.

— Нет! Нет! Нет! Вспомните письмо ее к отцу. Я лишусь ее навсегда, если скажу ей теперь.

Я взяла его за руку и пыталась подвести к Луцилле. Она уже старалась отделаться от отца, она уже томилась желанием услышать опять голос Оскара. Но он упирался. Я начинала сердиться на него. Еще минута, я сказала бы или сделала бы что-нибудь, в чем потом могла и раскаяться, если бы одно обстоятельство не помешало мне.

Появилось новое лицо в саду, слуга из Броундоуна, с письмом к своему хозяину.