Искатель, 1998 №2 - Игорь Христофоров

врезал сапогом по пустому ведру. Оно с жалостным гулом, кувыркаясь и повизгивая при ударах о пол, пересекло весь павильон по диагонали и на излете попало по стволу другого фанерного дерева. На нем гроздьями висели уже не груши-мутанты, а виноградные кисти. Каждая ягода была размером с крупный помидор. Дерево задумчиво покачалось-покачалось и все же с грохотом рухнуло на пол, раздавив кисти винограда. Из-под него желтым дымком во все стороны ударила пыль.

— Не клип, а шедевр! — стонал в трубку Аркадий. — В финале — элемент эротики. Малина, а не клип! Джексон, Буйнов и Киркоров умрут от зависти!

— Так ты вообще не куришь? — Венера села на уголок колонки и боком подтолкнула Саньку. — А говорят, все бывшие зеки смолят…

— Говорят, что кур доят. Только не всех подряд, — огрызнулся он, но все-таки отодвинулся.

Она снова наехала на него ягодицей, отвоевав еще пять сантиметров. Поясница у Саньки сразу повлажнела, но он, сдержавшись, больше не стал отодвигаться.

— Уже сетка на месяц вперед утверждена? — с сожалением повторил в форме вопроса ответ невидимого собеседника Аркадий. — Старичок, но ты же волшебник! Ты же можешь все! Надо прогнать клип на этой неделе! Кровь из носу надо! Старичок, ты же знаешь, за паблисити я плачу по самой сочной ставке. Что?.. Нет-нет! Я не претендую, чтоб ты снимал с эфира Пугачеву или «На-на». Но можно же сдвинуть подальше какую-нибудь раскруточную певичку! От них и так уже в глазах рябит. Все на один фэйс. Куклы, а не телки!..

— Прохиндеистый у нас директор, а? — струйкой дыма, как гвоздем, проткнула воздух над собой Венера. — Интересно, он меня с таким же напором будет раскручивать?

— Что-что?! — перекрыл ее голос почти охрипший Аркадий. — Какие вокальные данные?.. Очень приличный тембр! Очень! И главное, не фальшивит. Ты же знаешь, как трудно сейчас найти хоть одного исполнителя с нормальным слухом. Все как контуженые. Что?.. Сколько я могу отвалить?.. Что?.. А-а, не телефонный разговор… Все-все, врубился! Через два часа у тебя. Уже бегу к хозяину, чтоб как положено спонсору он тебе… Что?.. Да-да, не телефонный разговор… Целую… До встречи…

— А ты в зоне пел? — стряхнув пепел на его кроссовку, спросила Венера.

Нет, все-таки молчащая женщина чаще всего воспринимается лучше, чем говорящая. Особенно если она очень красива. А то ведь откроет рот — и хоть беги.

Прокуренная хрипотца, что приглушала слова, произносимые Венерой, скорее могла быть у тюремного барда, но не у девушки с миленьким лицом. Но она этого не знала, а может, и знала, но свыклась со своим тембром, как привыкаешь к тесной обуви, и даже не старалась замаскировать его молчанием. А Саньке именно сейчас хотелось посидеть в тишине.

— Чего такие грустные? — резиновым поросенком выпрыгнул из комнаты Аркадий, покачался с пятки на носок.

Латунные носы на его сапогах-казаках горели червонным золотом. Черные джинсы и такая же черная рубашка смотрелись почему-то фиолетовыми. Что-то изменилось в Аркадии за то время, пока он разговаривал по телефону, но что именно, Санька не мог понять. Он не все слышал из-за двери.

— Значит, так… — ткнул пальцем в его сторону Аркадий. — В девятнадцать пятнадцать подскочишь в Кремлевский Дворец съездов. На вахте с черного хода на твое имя будет пропуск. Я тоже подрулю. Чуть позже. Там прогонят несколько номеров на месячную подачу «Песни года». Потусуешься среди звезд. Они должны к тебе привыкнуть. А ты — к ним. С кем надо, я познакомлю…

— Вы же сами говорили, что вечером грейв-клуб, — посопротивлялся Санька.

Он встал еще в начале речи директора и слушал его с вниманием солдата, впервые в жизни увидевшего генерала.

— Не грэйв, а рейв-клуб, — поправил Аркадий. — Это во-первых. А во-вторых, там ты выступаешь в двадцать два ноль-ноль…

— Как обычно? Под фонограмму?

— Нет, на этот раз вживую. Но петь уже не нужно.

— Как это?

— Рэйв-музыка в длинных текстах не нуждается. Она, если по большому счету, вообще в словах не нуждается. Но для композиции неплохо чего-нибудь с выражением пробормотать. Типа «Двигай попой». В общем, там тебе все объяснят. Адрес не забыл?

— Нет.

— Ну, и молодец.

Пружинисто качнувшись вперед, Аркадий шагнул к Саньке, ущипнул его за щеку и весело подмигнул.

— Ну, и хор-роший мальчик, — наконец-то оторвал он мокрые пальцы и с резвостью первоклассника выбежал из павильона.

— Везет тебе, — подала голос за спиной Венера. — Уже на тусовку запузыривают.

— Пошли вместе, — обернувшись, ответил он.

— А пропуск? Там же сплошные гэбэшники на всех входах! Кре-емль!

— А если билеты купить?

— Не-е, это не то! Все равно из зала за кулисы охрана не пустит. Я лучше в рэйв-клуб завалюсь.

Она встала, вплотную подошла к Саньке и снизу вверх дохнула на него пепельницей:

— Мне сказали, что ты в зоне чумовым был. Из кутузки не вылезал. Что-то не верится. Тихий ты какой-то…

— А я поумнел.

— Хочешь суперзвездой заделаться?

— А что?

— Я слизняков не люблю.

Ее серые глаза смотрели вызывающе. Казалось, из них двумя мощными потоками дует горячий ветер и — еще немного — сожжет кожу на щеках и лбу.

— Аркашка брякнул, что мы будем петь вместе, — не отводя ветер от его лица, внятно произнесла она. — А вместе — это хорошо. У тебя красивый нос. Ровный. И чуб. Вас стригли в зоне налысо?

— С-стригли, — с нажимом на «о, процеживая слово сквозь зубы, ответил он.

— Я бы тоже вместе с тобой подстриглась налысо.

— Зачем?

— Мы бы так пели вместе.

— Так уже поют… Эти… как их… «Полиция» какая-то… Две телки… лысые…

Ладони сами легли ей на лопатки. Спина оказалась жестче и костистее, чем предполагал Санька. Ее словно бы выковали из стали. А может, это ладони отказывались хоть что-то чувствовать.

— Я тебя сразу приметила, как ты к шефу первый раз занырнул. Симпатичный, думаю, парень. И с кулаками. Где мозоли-то набил?

— В этом… интернате… Еще до зоны. Мы…

Она мягко, по-кошачьи положила ему руки на плечи. Кожа на лице через минуту должна была лопнуть от жара.

— У тебя что, никогда никого не было? — с сочувствием спросила она и разрешила притянуть себя ближе.

Зачем ладони сделали это, Санька не знал. От его губ до ее губ осталось меньше пяти сантиметров, в глазах мутно стояло ее лицо, и он почему-то перестал ощущать дымный запах из ее рта. Оттуда шел сладкий, ни разу до того не пробованный им аромат. От него кружило голову, будто от плохой водки.

— Ты того… ну, это… красивая, — еле выдавил он. — Я тебя… — И впился онемевшим ртом