Пассажир без возврата - Алексей Небоходов

Зеркон коснулся её лба кончиками пальцев, будто исполняя какое—то древнее благословение.

Глаза её расширились, дыхание сбилось, а затем что—то сломалось в её лице. Она открыла рот, но вместо слов из горла вырвался сдавленный, судорожный хрип. Её тело вздрогнуло, пальцы вцепились в край стойки, словно она пыталась ухватиться за реальность, которая вдруг исчезла под её ногами.

В её сознании началось нечто невыносимое.

Она видела себя. Видела свою смерть. Снова и снова. Тысячу раз. В разных вариациях, в разных обстоятельствах, в каждом возможном кошмаре, который мог соткаться из её страхов. Она падала, её топили, душили, разрывали, насиловали, выбрасывали из окон, закапывали заживо. Она умирала так, как никто и никогда не должен был умирать, и каждый раз, когда она думала, что это конец, цикл повторялся, заставляя её переживать каждую деталь заново.

Она закричала.

Бармен вздрогнул, несколько клиентов обернулись, но никого не удивляли истерики девушек в этом заведении. Некоторые даже ухмыльнулись.

Зеркон наблюдал, как её лицо становится белым, как её руки дрожат, как её разум ломается, превращая её из привычной механической куклы в существо, которому только что показали истину.

Она не смогла остаться. Она вскочила, опрокинула бокал, полетела к выходу, мчась по залу, как зверь, которому подожгли хвост. Охранник не сразу сообразил, надо ли её останавливать, но пока он думал, она уже выбежала на улицу.

– Опять крыша едет у кого—то, – пробормотали за соседним столом.

Но даже на улице, под светом тусклого фонаря, девушка не смогла найти спасения. Её сознание всё ещё было внутри этой петли, она продолжала умирать, даже когда снова оказалась в реальности.

Она не смогла выдержать. Прямо перед входом в бордель, среди рваных рекламных листовок и пивных бутылок, её голова встретилась со стеной. Один раз. Второй. Третий.

Кровь оставила на бетоне алый след.

В помещении снова воцарилась привычная атмосфера. Одни уже забыли об этом, другие усмехались. В этом мире таких, как она, не жалели.

Зеркон сделал глоток из чужого бокала, оставленного на стойке.

– Интересно, – произнёс он задумчиво.

Но его интерес не ограничивался одним человеком.

Он прошёл по залу, чувствуя, как внутри разливается ленивое, но приятное возбуждение. Это место было грязью, скоплением лжи, похоти, усталости и жадности, но именно такие места служили прекрасной сценой для новых игр.

Зеркон поднялся на второй этаж, туда, где находились VIP—комнаты. Там, за толстыми дверями, происходили вещи, о которых предпочитали не говорить даже в самых откровенных разговорах.

Он толкнул дверь одной из таких комнат.

Внутри, на мягких диванах, раскинулся жирный бизнесмен, наслаждаясь вниманием двух девушек. Они сидели рядом с ним, перекидываясь дежурными фразами, смеясь на полтона громче, чем требовалось, в надежде на более щедрые чаевые.

Зеркон медленно вошёл, скользнул взглядом по обстановке и усмехнулся.

– О, Паша? – пробормотал бизнесмен, заметив знакомое лицо. – Ты чё, перепутал комнату?

Зеркон улыбнулся:

– Нет, я пришёл посмотреть на вашу кожу.

– Чего?

Зеркон посмотрел на девушек, наклонился к ним и тихо произнёс:

– Снимите её.

Пальцы девушек начали двигаться медленно, почти неосознанно. Сначала они провели ногтями по коже, потом чуть сильнее.

А затем заскребли так, будто пытались содрать с себя слой за слоем.

Ногти рвали плоть, багровые полосы расцветали на их телах, и вместо испуганных криков они смеялись – безумно, надрывно, потому что их разум больше не понимал, что боль – это боль.

Бизнесмен завопил, отшатываясь в угол дивана, хватаясь за подлокотники, но не в силах отвести взгляд. Зеркон смотрел на него с любопытством, как наблюдатель за муравейником, которому надоело видеть, как копошатся насекомые.

– Как забавно, – сказал он, слегка наклоняя голову. – Теперь ты один.

За роскошной дверью с нейтральной латунной табличкой «Частный клуб» скрывался бордель, где всё, что можно купить за деньги, давно потеряло вкус. Внутри царила дорогая пошлость: глубокие диваны цвета старой крови, зеркальные стены, бесконечно длинная барная стойка, заваленная кристальными бокалами, и запахи, сплетённые в удушающий коктейль – табак, парфюм, перегар, телесное тепло. Здесь развлекались те, кто давно перестал ощущать удовольствие, но продолжал изо дня в день разыгрывать свою роль.

Толстые старики в дорогих костюмах, которые уже не скрывали их разлагающихся тел, сидели, вальяжно раскинувшись, наблюдая за молодыми девушками, одетыми ровно настолько, чтобы разжечь в клиентах остатки иллюзий о власти. Их пластически застывшие лица излучали идеальную пустоту. Девушки смеялись, касались плеч, шептали банальные вещи, которые давно не значили ничего ни для них, ни для тех, кому они предназначались.

Зеркон вошёл плавно, оглядев этот мир как коллекцию застывших насекомых. Здесь всё пахло смертью, но не физической, а гораздо более интересной – моральной, душевной, той, после которой тела продолжают двигаться, но уже без цели.

Он усмехнулся.

– Давайте сыграем в игру, – предложил он, проходя в центр зала.

Люди медленно обернулись. Одни с недовольством – кто осмелился прервать их вялотекущий процесс потребления удовольствий? Другие с интересом – новый клиент, новая игрушка, новый зритель, возможно, даже участник.

Один из толстых мужчин – кто—то важный, с крупными кольцами на пухлых пальцах – приподнялся, отрываясь от девушки, которая уже пять минут делала вид, что ей нравится его прикосновение.

– И во что ты хочешь сыграть, друг? – спросил он, явно готовый к глупой шутке.

Зеркон улыбнулся:

– В правду.

В следующую секунду кожа на его лице на мгновение дрогнула, а затем вокруг зазвучали первые вскрики. Люди начали видеть себя настоящими.

Один за другим они вздрагивали, когда их отражения в зеркальных стенах менялись, показывая не привычные ухоженные лица, а то, кем они были на самом деле. Мужчины, уверенные в своей привлекательности, увидели мясистые, перекошенные физиономии, покрытые гнойными складками. Девушки, десятки раз перекроенные хирургами, обнаружили под кожей паучьи ноги, беспорядочно извивающиеся в местах швов.

– Нет, – пробормотал один из клиентов, хватаясь за лицо, – этого не может быть!

Он вцепился в собственную кожу и потянул. Первый слой сошёл легко.

Как прорванная ткань, плоть облезла, обнажая настоящие черты – уродливые, старые, истинные. Остальные мужчины один за другим начали терять контроль, цепляясь за свои лица, срывая обман, которым они жили годами.

– Стойте! – завизжала одна из девушек, но было уже поздно.

Женщины тоже начали меняться.

Их гладкая, идеальная кожа потемнела, пошла трещинами, глазницы расширились, а из—под платьев вырвались длинные лапы, покрытые тонким хитином. Они больше не смеялись. Они голодали.

Первая прыгнула на клиента: её клыки впились в его лицо, вытягивая не кровь, а страх. Всё помещение погрузилось в хаос.