Искатель, 2003 №6 - Дмитрий Юрьевич Дубинин

— Послушай. Дай мне пять минут. И сигарету. Я всяко соображу.

— Наглый, — сказал Толин «компаньон», покуривавший возле синей тачки.

— Ладно, хер с ним, пусть курит, — почти добродушно разрешил Толя.

«Пацан» достал сигарету, вставил ее мне между зубов и щелкнул зажигалкой. Сам же вместе с Толей вернулся к машине. Бандюги встали возле капота и принялись вполголоса беседовать о чем-то, явно не относящемся к делу.

А я снова и снова вспоминал слова Лоры, из которых эти типы решили, что я должен знать, где находится кассета. А ведь я действительно не понимал, о чем речь. О каком месте могла говорить Лора, если в ее словах не прозвучало даже намека. Боже мой, неужели она на самом деле так любила меня, что даже под ножом не сказала ничего?.. Ох, Толя, Толя, если бы я смог вывернуться… Но ты, наверное, и так предполагаешь это, а потому шансов на то, что я вернусь в город живым-здоровым ровным счетом никаких. Даже если я соображу, куда Лора запрятала кассету, и сообщу сейчас об этом.

Этот… Кирсан. Кирсан? Где я, черт дери, слышал это имя? Ведь я слышал в трубке голос Олега. Вот, наверное, о ком хотел мне рассказать Генка!

И тут я понял, где находится кассета. Вернее, не где, а у кого. Тем более что я уже предполагал кое-что… Быть может, она действительно давала камеру подруге? А «потом, когда она мне сказала…»

— Я почти точно знаю, где кассета, — произнес я, глядя в землю. Сигарета запрыгала у меня в разбитых губах и выскользнула, ударившись бычком в запястье и рассыпав несколько красных искорок. Но я не почувствовал ни малейшего ожога.

10. ПОПЫТКИ К БЕГСТВУ

Толин приятель сел в «Хёндэ» и, развернувшись на узкой полянке, покатил прочь. Колбаса некоторое время глядел ему вслед.

— Надо было мне самому ехать, — вдруг произнес он задумчиво. — С бабами-то я лучше справляюсь. Тем более, с теми, кто меня знает. А она меня знает очень хорошо… Только ведь если ты пурги намел, братан, с тобой придется по-настоящему побазарить. А это мало кто умеет… Женька — хороший пацан, но он все равно по гамбургскому счету «бык». Умеет только хлебосос ломать.

— А ты, должно быть, в гестапо практиковался? Или в НКВД?

— Ну, зачем такая экзотика? Есть в нашем СИЗО, или как он там сейчас называется, ИВС, такое чмо, погоняло у него — Пропан. Сука, каких мало. «Прессовщик». Дали ему полные пятнадцать за мокруху, но весь срок он, скорее всего, тут просидит, по этапу не пойдет. Им менты и пользуются. Если надо нужные показания из кого вытрясти, его к Пропану в камеру суют, если самим мараться в лом. Я знал его раньше. И кое-чему научился. Он никогда не бьет по морде. Я тоже не бью. Но если ты, братан, напорол муму, то лучше тебе просто битым быть — за это я тебе отвечаю…

— Ты же отлично знаешь, я не могу быть на сто процентов уверенным, что кассета там.

— Ишь, запел как… Раньше надо было думать.

— Че думать? Я что — специально подставлялся?

— Твой Боцман — шуруп в жопе у половины города, ясно? Сейчас ему, скорее всего, конец… Но если кассета дойдет до кого-нибудь из его корефанов, может быть большой шум. Возможно, начнутся новые разборки. А этот Жорка еще, паскуда… Впрочем, тебе это до фонаря. Ты сделал дело, теперь отдыхай.

Толя замолчал, полез за сигаретами.

— Мне тоже дай, — попросил я.

Колбаса придержал в руке пачку «Мальборо».

— Куришь ты много, я гляжу.

Но сигарету дал, и огонька — тоже.

Я не стал делать глубокие затяжки, потому что знал — как только сигарета истлеет, придется просить новую. Потом — еще… И так до тех пор, пока этот гад не отвернется, чтобы отлить. Или пока не пискнет пейджер… Но, боюсь, так часто курить он мне не даст. Не потому что жалко (хотя, может, и поэтому), а просто не даст — и все. «Харэ. Куришь ты много, я гляжу».

Сигарета дымилась. Дымок попал мне в глаз, и под веками защипало. Еще не хватало задергаться и выронить ее, как ту, первую, что натолкнула меня на нужную мысль… А если не меня, то штурмана, который сейчас изо всех сил пытался стащить пароход с мели.

Столбик пепла покачнулся и упал. Черт! Табака осталось сантиметра полтора, а тлеет он быстро, и если Колбаса не отвернется, чтобы вывалить свою колбасу, то…

Толя не отвернулся. Он просто отошел на несколько шагов, туда, где из земли торчали какие-то растения, похожие на лопухи, и присел, спустив брюки. Сумерки сгустились, но он, надо полагать, видел меня нисколько не хуже, чем я его.

«А, черт», — донеслось до меня, когда другая дырка стала издавать довольно мерзкие звуки. Да, с пищеварением у тебя, Толя, точно не все в порядке.

Он засуетился, обрывая листья с лопухов. Теперь терять время нельзя. Я поднес связанные кисти рук к лицу и стал пережигать капроновую веревку. Тут же почувствовал запах горящей синтетики. Я видел, как лопаются и скручиваются тонкие волокна, обхватывающие мое запястье. Еще, еще чуток, и… Все, рука стала обретать свободу. Веревочные кольца ослабли и принялись распадаться.

Но я уже опустил руки вниз, пыхнув сигаретой. Ядовитая горечь жженого капрона наполнила рот, и я едва не закашлялся. Кашлять нельзя. Я выроню сигарету, а она еще не закончила свое дело.

Толя приглушенно бранился поблизости. Оттуда несло гнусным запахом. Похоже, он не сильно торопился вставать. Но теперь он сидел спокойно, не вертелся и глядел на меня, а сигарета уже дотлела до самого фильтра.

Я попытался сжать и разжать пальцы. Левая рука еще что-то могла делать, правая была словно чужая. Сейчас начнется отходняк, кожу станет жечь и колоть изнутри, а мне еще так много всего предстоит сделать…

Колбаса закряхтел, сделал несколько гусиных шажков подальше от своего дерьма, и принялся вытирать лопухами задницу. В этот ответственный момент он не смотрел на меня, и я, схватив левой рукой сигарету, поднес тлеющий кончик к узлу на капроновой веревке, опутавшей лодыжки. Секунда… Две… Три. Стоп. Сигарета вернулась на место, и Толя, скорее всего, ничего не заметил. Я выплюнул тлеющий фильтр. Во рту было горько. Руки кололо. Колбаса поднялся, подтянул штаны и не спеша приблизился.

— Ну, где же он там? — пробормотал он про себя. — Пора бы уже подъехать.

Прошло минуты три, прежде чем руки пришли