Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

– Поднимись туда. – Про мою мать много можно рассказывать, но бессмысленной жестокостью она никогда не отличалась. Она проявляла жестокость с конкретной целью, а чаще – с несколькими. То же самое было и с милосердием.

И я это знала. Знала еще до того, как переступила сегодня порог этого дома. Но пути назад уже не было.

Я поднялась по лестнице, стараясь ступать и дышать размеренно, и направилась в самый конец коридора. Я напряженно прислушивалась – вдруг за мной кто-то увяжется? – но этого не случилось.

Я зашла в комнату Кэйли, и горло больно сдавило. Ее шкаф по-прежнему был распахнут. Некоторые вещи висели на вешалках, а некоторые – лежали кипами на полу.

Я медленно двинулась вперед, подошла к вещам и опустилась на пол. Взяла в руки кожаную рубашку, в которой Кэйли была в нашу последнюю встречу. Потанцуй со мной, а, красотка! Рубашка оказалась жестковатой на ощупь, зато ночнушка, которую я взяла следом, была удивительно мягкой. Я поднесла ее к лицу, вдыхая аромат. Цитрус и роза. Эти запахи не слишком-то сочетаются, но Кэйли это не волновало.

Ее хаос таил в себе красоту – и был необычайно стабильным. Комната выглядела так, словно ее кто-то разгромил, но таким было ее нормальное состояние. Оставалось надеяться, что никто не успел влезть сюда раньше меня.

Что никто из родственников не посмел обворовывать мертвую дочь Иден Руни.

«Никакое это не воровство, мы же сестры! – зазвучал у меня в голове голос Кэйли. – Ты просто берешь взаймы, решив заранее, что ничего не вернешь!»

В этот раз я не стала глушить воспоминания. В этой комнате это было попросту невозможно. Временами мне казалось, что Кэйли сейчас со мной, пока я рыскала по карманам вещей, разбросанных по полу. Мне удалось найти две таблетки. Уже что-то – но этого мало. Я проверила шкаф, наволочку, заглянула под простыню и даже под матрас.

В нашей семье действовало такое правило: нельзя таскать «товар» без разрешения. Бизнес – это бизнес. А кайф – это кайф, и смешивать их не стоит. Но я знала свою сестру.

В итоге мне удалось найти расшатанную половицу, а под ней – тайник с маленьким пакетиком, в котором лежало несколько десятков белых таблеток. Под пакетиком Кэйли припрятала кошелек.

В последнюю ночь своей жизни она успела украсть лишь один.

Я открыла его. Внутри лежали водительские права на имя Тоби Хоторна. Он уставился на меня с фотографии. Эту усмешку я узнала бы повсюду, только глаза на снимке были какие-то другие – точнее, их форма. Они были открыты куда шире, чем обычно. Тут он не пьян и не под веществами.

Тоби улыбался глазами, в них будто бы читалось даже не «иди-ка сюда», а, скорее, «хочешь, расскажу лучшую шутку на свете?».

Вдруг я услышала шаги в коридоре.

И тут же судорожно запихала кошелек и пакетик с таблетками под пояс медицинских штанов и прикрыла сверху рубашкой. Когда – спустя семь секунд – дверь в комнату распахнулась и показался мой отец, я снова сидела среди вещей Кэйли и прижимала к себе ночнушку.

Цитрус и роза.

Мой – наш – отец уставился на меня с порога.

– Понимаю тебя, – тихо произнес он.

Он понимал мою скорбь. Понимал, что Кэйли я любила всем своим существом. Но чего ты точно не понимаешь – так это зачем я пришла на самом деле. И что натворила.

– Только вот, Анна…

Я поднялась и заглянула отцу в глаза.

– Если хочешь свободы… – Он понизил голос на октаву. – Больше сюда не возвращайся. Я не смогу долго ее сдерживать.

Глава 20

– А вот и наш ангел мести вернулся! – сказал Гарри вместо приветствия.

– Я развернула кубик, – сообщила я ему, поставив сумку на пол, и начала разбирать сворованное добро. – К твоему сведению, ты не прав, – сказала я, а потом обратилась к Джексону, который стоял у стены и наблюдал за нами. – Надо сделать еще одну капельницу. Продезинфицируйте иглу чем-нибудь.

Работала я в тишине. Через тридцать секунд после установки катетера в вену Гарри я уже начала вводить в нее антибиотики. Потом опять полезла в сумку – за окси.

– Не прав? – переспросил Гарри. – В чем же?

– Боль не всюду. Иногда она сменяется оцепенением, – ответила я и открыла пакетик. – И порой так даже лучше.

В этот миг я говорила и о нем и о себе.

– Анна, что ты натворила? – тихо и встревоженно спросил Джексон.

Не оборачиваясь на него, я дала Гарри таблетки.

– Что должна была.

* * *

Целых пять дней мы с Гарри почти не разговаривали. Я приходила ночью, приносила ему таблетки, а он оставлял мне маленькие «подарки» на полу у матраса. Половина «даров» представляла собой причудливые фигурки, сложенные из бумаги, – с каждым разом Гарри становился все изобретательнее. А другая половина – списки покупок.

Окси не отбил у него тягу к бурбонам – и лимонам.

Гребаные лимоны.

Антибиотики одолели инфекцию, которая просочилась к нему в организм, а окси глушил боль, давая мне возможность не только менять повязки. Вооружившись скальпелем из аптечки Джексона и знаниями, полученными в ожоговом отделении, я стала потихоньку удалять участки мертвой кожи.

Иногда пациент проклинал меня за это. Иногда я не обращала на него внимания. Иногда сыпала проклятиями в ответ.

С каждым днем Гарри требовал все больше и больше таблеток. Когда его состояние стало улучшаться, я начала урезать дозировку, и тут он решил пустить в ход все свое очарование.

– А ты, наверное, девственница? – неожиданно выдал он.

Ответа эта бестактность не заслуживала, так что я промолчала.

Он заглянул мне в глаза, а потом опустил взгляд на мои губы.

– Как же легко с тобой добиться своего, – подметил он, но по тону было ясно – теперь уже речь идет не о сексе. А о попытках вывести меня из себя.

Я никак не отреагировала на его провокацию, а он держался так, словно у меня на лице все было написано.

– Не любишь, когда на тебя смотрят? – спросил Гарри и едва заметно улыбнулся. – Когда смакуют твою красоту, как хорошее вино?

Если он рассчитывал, что я накачаю его таблетками, чтобы он заткнулся и перестал на меня так смотреть, то его ждало горькое разочарование.

– Лучше быть вином, чем барбекю, – отрезала я. Он не сразу уловил суть моей подколки.

А когда понял, что я