Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

Я обняла его:

— Вы собираетесь отныне все время быть у меня за спиной? Повторяйте себе по двадцать раз на дню: она взрослая девушка и может падать на задницу, если ей так хочется.

— Не шутите так, моя дорогая. Вы же понимаете, мне не следовало бы говорить вам об этом и даже думать не следовало бы, но вы для меня больше, чем моя семья. Каждый раз, когда я вижу Рут, я думаю, почему мы с Кларой не завели себе ребенка. Когда я смотрю на вас, я словно вижу свою плоть и кровь, вот о чем я говорю, куколка. Вы должны быть осторожны. Ради меня и ее королевского высочества… — И он указал на собаку.

Я нехотя улыбнулась.

— Полагаю, что я — вылитая вы, такая же твердолобая и упрямая.

Он задумался на мгновение.

— Ну что ж, куколка, — неохотно согласился он, — вы можете поступать по-своему. Мне это не нравится, но я понимаю вас.

Идя к двери, я услышала, как он сказал собаке:

— Пошла в меня, ты слышала, принцесса?! Она унаследовала это от меня…

Несмотря на свою браваду, я весь день следила, что происходит у меня за спиной, и прежде чем сесть за почту, внимательно осмотрела свою квартиру. Никто не пытался проникнуть через входную дверь с укрепленной коробкой сквозь скользящую решетку черного входа.

Я не могла второй вечер подряд довольствоваться виски и арахисовым маслом. Но и не хотела, чтобы мой сосед с нижнего этажа почувствовал себя вправе суетиться вокруг меня. Как следует заперев дверь, я направилась на Бродвей к «Острову сокровищ», чтобы сделать запасы.

Когда позвонил Макс Левенталь, я запекала куриные окорочка с чесноком. Из-за плохого настроения первое, что я подумала, это — не случилось ли чего с Лотти.

— Нет-нет, она в порядке, Виктория. Но этот доктор, о котором ты спрашивала меня две недели назад, этот Куртис Чигуэлл… он пытался покончить жизнь самоубийством. Ты не знала этого?

— Нет. — Я учуяла запах подгоревшего оливкового масла и, держа в левой руке телефон на длинном шнуре, поспешила к плите, чтобы выключить духовку. — Что произошло? Как вы узнали?

— Было сообщение в шестичасовых новостях. Сестра Чигуэлла обнаружила его в четыре в гараже, пойдя туда за садовыми стульями. Виктория, я чувствую себя очень неприятно в связи с этим. Наинеприятнейшим образом. Две недели назад ты спрашивала его адрес, а сегодня он попытался покончить с собой. Какова твоя роль во всем этом?

Я тут же разозлилась:

— Благодарю, Макс. Я отдаю должное твоему комплименту. Много дней я не чувствовала за собой такой силы.

— Пожалуйста, не вешай трубку с присущим тебе легкомыслием. Ты втянула в это и меня. Я хочу знать, не способствовал ли я проявлению крайнего отчаяния этого человека.

Я пыталась сдержать свой гнев:

— Вы имеете в виду, что я напомнила ему о его безобразном прошлом и дошла до того момента, которого он не мог выдержать и потому откупорил бутылочку с ядом?

— Да, нечто вроде… — Макс был очень серьезен, и его венский акцент слышался сильнее, чем обычно. — Ты понимаешь, Виктория, в своих поисках правды ты нередко вынуждаешь людей встретиться лицом к лицу с вещами, о которых им лучше бы и не вспоминать. Я могу простить тебя за то, что ты проделала с Лотти, — она выносливая и сумеет пережить это. Ты и к себе беспощадна. Но именно потому, что ты очень сильная, тебе не понять, что другие не могут выносить правду.

— Послушайте, Макс. Я не знаю, почему Чигуэлл пытался убить себя. Я не видела медицинского отчета, поэтому я даже не знаю, так ли было дело. Возможно, у него просто случился приступ, когда он заводил автомобиль. Но если это случилось из-за вопросов, которые я задала ему, то я не чувствую ни капли раскаяния. Он участвовал в сокрытии правды относительно «Гумбольдт кэмикел». Что они скрывают, почему и насколько это серьезно, я не знаю. Но это не имеет никакого отношения к его личной силе или слабости. Это касается жизни множества других людей. Если — а это еще очень большой вопрос — так вот, если бы я две недели назад знала, что моя встреча с ним приведет к тому, чтобы включить газ, то, поверьте мне, я сделала бы это снова. — Выпалив все это, я ощутила, что мне трудно дышать и во рту у меня пересохло.

— Я верю тебе, Виктория. И не хочу говорить с тобой в таком тоне. Но должен высказать тебе одну просьбу: забудь обо мне в следующий раз, когда тебе понадобится моя помощь в каком-либо из твоих расследований.

— Хорошо, черт возьми… как тебя там… паршивый святоша! — прокричала я в оглохшую трубку. — Ты думаешь, ты — моя мать? Или само мерило правдивости?

Несмотря на ярость, мне было не по себе. Я подтолкнула Мюррея Райерсона, и он направился к доктору среди ночи. Возможно, они поднажали, и воображение доктора разыгралось, подведя его к мысли о самоубийстве. Надеясь облегчить свою совесть, я пригвоздила редактора криминального отдела к стулу тяжелым обвинением, найдя его в городском отделении «Геральд стар». Он был возмущен: он отправил репортеров, чтобы расспросить доктора о Пановски и Ферраро, но они никогда не позволили бы себе ничего подобного.

— Не дави на меня, мисс Мудрая задница. Ты одна из тех, кто говорил с этим парнем. Существует что-то, о чем ты не сказала мне, но я даже не собираюсь раздумывать над этим. Мы получили доступ к кое-кому из сотрудников «Ксерксеса», и мы преуспеем в дознании без твоих сбивающих с толку сигналов. Мы запустим завтра премилую душещипательную историю мистера Пановски, плюс я рассчитываю получить кое-что от этого адвоката, Манхейма, который представлял их интересы.

Напоследок Мюррей неохотно поделился некоторыми подробностями о попытке самоубийства Чигуэлла. Он исчез после ленча, но сестра не заметила его отсутствия, так как была занята во дворе. В четыре она решила пойти в гараж и проверить состояние садовых инструментов в преддверии весны. Ее заявление прессе не содержало никакого упоминания обо мне или «Ксерксесе», только констатацию того факта, что ее брат был обеспокоен чем-то последние несколько дней. Он был склонен к депрессиям, и на этот раз она, как и прежде, не придала этому значения.

— Существуют какие-либо сомнения на этот счет, что он сделал это сам?

— Ты имеешь в виду, что кто-то вошел в гараж, связал его, заткнул ему рот, впихнул в автомобиль, а затем развязал веревки, когда он был уже без