"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Хорошо, Андрей Аркадьевич.

– И хочу сразу вас предупредить.

– Да?

– Я законченный атеист. Ни в каких богов я не верю.

Катя молчала. Он повернулся к ней.

– Сейчас в ходу иная точка зрения на все это, – сказал он, – так что если у вас на этот счет претензии или недовольство, то…

– Церкви и монастыри очень красивы с точки зрения архитектуры, истории, – сказала Катя, – вера или атеизм – это чисто личное дело. У нас с вами полицейское расследование.

– Вот именно – полицейское расследование, – Страшилин кивнул, – объективный взгляд на факты, непредвзятый – вот что мне нужно от вас.

– Я понимаю, – сказала Катя. – Есть новости о семье Уфимцева?

– Все утро этим занимался. Через МИД связались с его сыном, он в шоке, но на какой-то там суперважной конференции в Женеве, что даже прилететь на похороны отца не сможет. Похоронами займутся его сослуживцы из МИДа, и он дал адрес и телефон своей дочери Елены. Она живет в Москве, на Трубной. Свидетель Горлов прав оказался – внучка старика в Москве обретается. Я к ней оперативников сегодня днем посылал. Надо с ней переговорить, допросить ее. Но там, в квартире, дверь никто не открывает.

– Может, уехала куда-то с друзьями, с парнем, ей сколько лет?

– Двадцать пять. С соседями говорили – они ее очень редко видят. Но в квартире вечерами то телевизор включают, то музыка играет. Короче, внучку эту Елену Уфимцеву надо выдергивать на допрос.

– Может, отец ей сообщил о смерти деда, и она отправилась в «Маяк»? Что вам сын Уфимцева сказал?

– Ничего, я говорю – он в шоке из-за потери отца, но даже на похороны не приедет, так безумно занят. – Страшилин свернул с Ярославского шоссе к железнодорожной станции.

Катя увидела дома новой застройки – кондоминиум, затем пустырь, потом какие-то заброшенные строения, похожие на старые фабричные цеха.

Они проехали еще пару километров параллельно железной дороге, и тут тоже тянулась промзона, но уже в процессе «слома» – старье счищали, освобождая место под строительство жилья.

И среди всего этого строительного хаоса, борьбы нового и старого внезапно возникла мирная и приятная взору картина – Высоко-Кесарийский монастырь.

Белая стена, белые строения, зеленые крыши, деревья в золотой листве, золотые купола храма, снова белая стена и очень аккуратные новые постройки – одноэтажные с красивыми окнами.

Монастырь не окружали сплошные стены. Возможно, когда-то это так и было, однако тут часть стен много лет назад сломали, потому что помещения монастыря как бы входили в промзону, выполняя роль складов и фабричных корпусов. И теперь в ходе строительства и реконструкции наблюдался обратный процесс. Монастырь словно выкристаллизовывался из промышленного хаоса, обретая свои прежние древние очертания. Но стенами от мира он еще так и не отгородился.

У зеленых ворот выстроились палатки, торгующие церковной утварью, паломников возле них было мало, в основном женщины.

Катя, выйдя из машины, накинула плащ, чтобы ее брючный костюм не раздражал никого.

Страшилин закрыл машину и деловито зашагал в ворота прямо к маленькому одноэтажному дому, примыкающему к остальным монастырским постройкам.

Белое под зеленой крышей. Катя вдохнула – пахло свежим горячим хлебом, в женском монастыре – своя пекарня. Да, старушка Глазова про это упоминала.

Ну что ж…

Мимо проходила монахиня в черном – пожилая, она ковыляла с трудом. Страшилин очень вежливо обратился к ней и спросил, где он может повидать настоятельницу монастыря мать Евсевию.

– Вам надо сначала обратиться к сестре Милице, – кротко ответила монахиня, – это сюда.

Как раз туда, куда они и направлялись – Катя подумала, что это вроде секретарской при управлении делами монастыря. Они вошли – что-то типа прихожей, а затем попали в скромно обставленную комнату – шкафы для бумаг, стол, стулья для посетителей и паломников. Все подоконники уставлены комнатными растениями в горшках, и от этого в секретарской уютно и много зелени.

За столом сидела еще одна монахиня в черном, перед ней – открытый ноутбук, а рядом кипа каких-то документов, видно, бухгалтерская отчетность и счета. Она сосредоточенно работала и не сразу обратила внимание на то, что пришли посторонние.

Страшилин кашлянул, монахиня оторвала взор от экрана ноутбука, и Страшилин представился по полной форме, представил и Катю, показал служебное удостоверение.

Монахиня – это и была сестра Милица – встала. Катя не могла определить ее возраст – лет около пятидесяти, а может, меньше.

– Нам необходимо увидеться и переговорить с игуменьей Евсевией, – сказал Страшилин, – пожалуйста, доложите ей, что мы пришли.

– Матушки Евсевии сейчас нет, – кротко ответила сестра Милица. – Она в Москве на обследовании в кардиоцентре, вернется только к вечерней службе. Простите, а по какому вы вопросу?

– Мы расследуем дело об убийстве в поселке «Маяк», это недалеко от вас.

– Господи спаси и сохрани! Убийство!

– Да, убийство. Убит некто Уфимцев, пенсионер, пожилой человек. Нам надо прояснить один вопрос, скажите, монахини вашего монастыря оказывают благотворительную и социальную помощь одиноким пенсионерам?

– Да, оказывают, это одно из наших послушаний, одно из направлений благотворительной деятельности монастыря. Да вы присаживайтесь, – сестра Милица гостеприимно указала на стулья вдоль стены.

– Я вижу, монастырь ваш еще в стадии реставрации, – Страшилин кивнул на окно.

– Много, много еще работы, мы трудимся не покладая рук. Здания предстоит восстановить – здесь ведь раньше все принадлежало фабрике и железнодорожным складам. Тут столько работы, стройка сплошная кругом, – сестра Милица вздохнула. – Сколько лет в беспрестанном ремонте живем. Но сестры не ропщут, это все на благо обители.

– А большой у вас монастырь, много сестер? – спросила Катя.

– Нет, не большой, пока еще обитель не может себе позволить… У нас здесь тридцать монахинь и десять послушниц. Много монахинь преклонного возраста из других монастырей. За ними нужен уход. Можно сказать, что у нас отраслевой монастырь.

– Как это понять?

– Ну, у нас тут различные аспекты деятельности – наставничество, во-первых. Наш монастырь организовал приют для девочек-сирот от шести до четырнадцати лет и осуществляет над ним попечительство. Всего двадцать пять воспитанниц, пусть и скромная лепта в воспитание подрастающего поколения – это все, что мы пока можем себе позволить в смысле финансов, – но мы стараемся. Приют – это наше детище. Во-вторых, это певческое послушание. В монастыре очень хороший хор. И третье – это, конечно, благотворительная деятельность в виде помощи ветеранам, одиноким пенсионерам, больным. Всем, кто проживает в окрестностях нашей обители. У нас договор с социальными службами и местной администрацией.

– А как на практике осуществляется эта помощь? – спросил Страшилин.

– Ну, для сестер – это послушание: работать в миру. Они