Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Дальше шли в ряд несколько металлических колонн и линевальная машина, унизанная гигантскими валиками и ощетинившаяся большими шестеренками. Огромным уснувшим монстром она завершала цех и стерегла дверь, ведущую на лестничную клетку. Окна на лестничной клетке были заложены кирпичом, лестница тонула в непроглядном мраке. Без фонаря здесь делать было нечего. Узкая, винтовая, металлическая, в которой ступени сохранились одна через десяток, лестница вела на второй этаж, откуда можно было попасть на мост к водонапорной башне.

И тут над головой раздались совершенно отчетливые шаги: бум-бум-бум – по листовому железу моста. Кто-то пронесся вихрем к башне и исчез.

– Карл Эдуардович. – Грених инстинктивно пригнулся, ожидая атаки летучих мышей. И не напрасно. Фонарик в его руке дрогнул, свет скользнул по серому потолку, с которого гроздьями свисало несколько десятков! Дюжина тотчас сорвалась вниз. Как по команде, они сделали круг почета и черным шлейфом умахнули в дверной проем второго этажа, чудом не коснувшись головы Грениха.

– Карл Эдуардович!

Тишина. Пришлось лезть на лестницу. Грених вышагивал, как на ходулях, широко выбрасывая ноги – уцелевшие ступени находились на расстоянии целого метра друг от друга. Каждый шаг встречала зияющая пустота. Он глянул под ноги, кружок света выхватил из тьмы белесые кости издохшего зверя: не то собаки, не то куницы. Закружилась голова, и фонарик чуть не полетел вниз. Тут снова кто-то затопал по листовому железу.

Миновав мост, Грених осторожно заглянул внутрь башни.

Солнце тусклое, безжизненное, светящее через серую и плотную пелену облаков, клонилось к закату. По небу с гулким криком продолжали нестись гусиные караваны. И оконные проемы – узкие, словно бойницы, – уже не впускали столько света. Так что, глянув в дверной проем, представляющий собой пустую арку, Грених увидел лишь узкую металлическую площадку, опоясывающую башню кругом. Из темноты первого уровня выдавалась вверх треугольная колонна, собранная из трех металлических ферм. Она возникала словно из ниоткуда и убегала куда-то к короне башни, терялась под листовым железом кровли. Посветив вверх, Грених обнаружил третью площадку, совсем узкую, будто недостеленную. Из кирпичной стены выступали лучи двутавровых консолей, а листового железа положили шириной ровно вполовину длины сей консоли. Нет, там совершенно невозможно ни устоять толком, ни тем более усесться.

По мосткам опять скользнула тень. На самом верху все же кто-то был!

Луч фонаря прощупал стену кругом. Попасть на недостроенный уровень можно было лишь с помощью пожарной лестницы, других никаких не имелось. Позвав Кошелева в очередной раз, Грених сунул фонарик в карман плаща и полез наверх, двигаясь лишь на ощупь. Небольшой люк, и вот он под самым потолком. Макушка едва не доставала листового железа кровли. Неловкое движение, и с головы соскользнула шляпа, плавно полетев вниз, куда-то во тьму. А под пальцами лишь сплошная кирпичная кладка, за которую совершенно невозможно держаться. Грених ощупал прохудившееся железо кровли над головой, скользнув на несколько шагов от люка, – и там зацепиться было совершенно не за что.

А солнце уже совсем зашло за лес, гусиный гогот смолк, стемнело. Виден был лишь абрис металлической колонны, что обрывалась острыми штырями на уровне глаз. Грених сделал несколько осторожных шагов от стены, но тотчас отпрянул назад, не успев разглядеть, что там, внизу. Лучше отсюда идти подобру-поздорову. Сердце зашлось боем.

Полез в карман за фонарем, и тут:

– Профессор, – раздалось знакомое позади.

Зимин? Сердце подпрыгнуло к горлу, отхлынула от лица кровь. Константин Федорович обернулся. Вынырнувшая из тьмы фигура секретаря преградила ему путь отступления к люку и пожарной лестнице. Зимин двинулся прямо на Грениха.

– Простите, Константин Федорович, ради бога, простите, не смог сказать я Плясовских про монаха… Засудят меня, не поверят… простите, – взмолился он, и без всяких объяснений схватился за лацкан его тренчкота с силой, которую прежде никогда не выказывал. Грених покачнулся, его пятки предательски скользнули по краю железного мостка. Одно движение руки секретаря, и Константин Федорович полетит вниз. Одно движение сопротивления со стороны Грениха – произойдет то же самое. Константин Федорович обмер, глядя на перекошенное сожалением лицо Зимина.

– Хорошую повесть я написал, правда? – прошептал секретарь, горько усмехнувшись. Брови его жалостливо взметнулись, лицо блестело от пота. – Ваш рассказ про гипнотерапию весьма хорош. Но мой-то лучше… Лучше, правда? Раз вы здесь. Жаль, Кошелев его не оценит.

– Откуда вы узнали про терапию? – Грених вскинул руку к его запястью, но тотчас стал терять равновесие и отвел ее в сторону. Он почти не дышал.

– Зачем было трогать меня? Зачем вытащили меня из петли? Зачем? – Зимин зло осклабился. – Я был там в ту ночь, в номерах Кошелева, когда вы ему зубы заговаривали латынью и прочей медицинской чушью. За окном стоял, на карнизе, – и он расслабил хватку.

На одно-единственное мгновение Грених обрел надежду удержаться. Но пропасть была ближе, чем он предполагал. Взмахнув руками в отчаянной попытке ухватиться за локоть Зимина, он сорвался. Глотку схватил спазм, так что он даже крикнуть не смог, а просто полетел вниз.

Глава 16, в которой Грених раскрывает дело

Мысленно простившись с жизнью, Константин Федорович расслабил тело и полетел вниз, но встреча с твердой поверхностью была неожиданно безболезненной. «Это аффект», – не спешил радоваться Константин Федорович, распластавшись на земле. Черная пропасть поглотила его чем-то пряным, склизким на ощупь, как давно перегнившая солома.

Вспыхнуло спасительное воспоминание:

«…На дне водонапорной башни до первого уровня вырос холм из мусора всякого, поросший полынью. Эту башню недостроили, для нее водяную турбину собирались приобрести, – возник перед глазами начальник милиции».

– Тьфу ты! – поднимаясь на локте, выругался Грених. – А я уж было думал, мне сегодня ангелы споют «Аве Мария».

Лицо заливало что-то теплое, он прикоснулся к виску, поднес мокрые пальцы к носу – кровь. Все ж треснулся обо что-то, от потрясения и не заметив.

Было темно, как в пасти дракона, но рекогносцировка на ощупь показала, что холм внутри действительно зарос полынью, да такой высокой и густой, что Грених почувствовал себя муравьем на газоне – он не мог достать до самой верхушки кустов, сколько ни тянулся. От того, что под крышей было прохладно, а солнца втекало сквозь бреши ровно столько, чтобы полынь могла вырасти, но не сгореть, она здесь достигла высоты двух метров, а может, и больше, и разрослась такими плотными джунглями, что Грениху некуда было ступить.

Еще раз отерев с щеки и уха кровь, он полез в карман за фонариком