Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер

— Скажите, Юрий, вам бывает страшно? — спросила она, не сводя с него взгляда.

— Страшно? — словно попробовав слово на вкус, переспросил Санников. — А почему мне должно быть страшно? Здесь больница, а не тюрьма.

— То есть тюрьмы вы все-таки боитесь?

— Забыл, что вы психиатр, — хмыкнул он. — Нет, тюрьмы тоже не боюсь. Что мне там делать?

Это было сказано с вызовом, и Анфиса вдруг подумала — а не проинструктировал ли его кто-нибудь, перед тем как отправить сюда? Будет изображать невменяемость — ничего не боюсь, ничего не сделал, знаю, что болен, бравирую этим. Такая возможность не исключалась — судя по всему, брат Юрия имел какие-то связи, раз сумел так быстро добиться перевода из провинциального города сюда, да еще и экспертизу заказать не у первого попавшегося специалиста, а именно у нее.

«Надо все-таки у шефа подробности выведать, не нравится мне эта ситуация», — подумала Анфиса, ощущая легкое беспокойство.

Она давно научилась не бояться пациентов — без этого просто нельзя работать, научилась не обращать внимания на их родственников, стремившихся всеми правдами и неправдами пообщаться с врачом, проводившим экспертизу. Ей и угрожали, и предлагали взятки, и умоляли, и плакали, и прибегали к оскорблениям — чего только не было за годы практики. Но и на это Анфиса научилась совершенно не реагировать, как будто имела в голове рычажок, мгновенно отключавший все лишние эмоции и чувства, едва речь заходила о работе.

— На этот вопрос я вам ответить не могу, я не следователь, а врач, — спокойно ответила она. — Мое дело определить ваше психическое состояние на момент совершения преступлений.

— А я ничего не совершал.

— Вот от этого и будем отталкиваться, — согласилась Анфиса, заметив, что эта фраза очень удивила Санникова. — Давайте начнем с небольшого знакомства, хорошо? Вы родились в городе Осинске?

— Нет, я родился в поселке Лесопильщик, это в ста семидесяти километрах от Осинска. Там тайга и довольно большой лесоперерабатывающий комбинат, так вот батя мой этим комбинатом сперва руководил, а потом, когда стало можно, приватизировал — так, кажется, это называлось? — Санников слегка расслабился, откинулся на спинку стула и говорил ровно, без эмоций. — Я-то этого не помню, в то время еще только родился. Комбинат сперва в упадок пришел, народ разбегаться стал, ну а батя сумел все снова наладить, дело пошло. А в Лесопильщик стали на заработки приезжать и из Осинска, и из Хмелевска, потому что работа всегда была, и за нее платили. Ну вот там я и родился.

— Значит, отец ваш владелец деревообрабатывающего комбината, а мать?

— А матушка моя заведовала магазином. Когда батя дело свое развернул, магазин тоже наш стал. Матушка владелицей заделалась, а раньше самой доводилось и за прилавком стоять, и за грузчика работать, если запил. Она у меня — ух! — Санников сжал кулак. — Любила нас с братом, но воспитывала строго, мы ее больше, чем батю, боялись.

— А почему вы о ней в прошедшем времени говорите? Она жива?

— Да… Просто… — Санников умолк на минуту. — Ну, словом, это неважно, мы больше с ней не общаемся, вот и все. Я ее лет пять уже не видел.

— А что так? Вы ведь жили недалеко, почему же не виделись?

— Да как-то сразу и не объяснишь, — уклонился Санников, и Анфиса почувствовала, что эта тема ему неприятна, обсуждать ее он не хочет и старается уйти от ответов. — Словом, я вырос, наверное, а она этого понять не хотела, вот и все.

— Ваш брат разделяет вашу точку зрения?

— А при чем тут мой брат? — вдруг насторожился он. — Почему вы о нем спрашиваете?

Анфиса пожала плечами:

— Хочу понять, что собой представляет каждый член вашей семьи. Вы ведь согласны, что наше окружение, особенно самые близкие люди, влияют на все, что с нами происходит в жизни?

Санников задумался на какое-то время, смотрел поверх Анфисиной головы в стену и молчал. Анфиса же изучала его лицо, наблюдала, как подергивается правая щека, как Юрий прикусывает изнутри нижнюю губу, пытаясь справиться с какими-то только ему пока понятными эмоциями. Простой вопрос о брате вызвал у него такую реакцию — но почему? Брат играл в его жизни такую важную роль? Или роль эта такова, что говорить о ней Юрий не хочет и, кажется, даже боится?

— У вас большая разница в возрасте?

— Что? А да… десять лет.

— Значит, не очень близки были с братом?

— Почему? Я за ним везде как хвост мотался, сколько себя помню — Санников немного расслабился, даже сел более свободно. — Конечно, Сашка не очень был этому рад, но никогда не гонял, наоборот. На рыбалку я с ним любил ходить. Бывало, накопаем с вечера червей на огороде…

Анфиса поняла, что разговор свернул в более безопасное для Санникова русло, к детским воспоминаниям, которыми он начал охотно делиться с ней, потому что не чувствовал в своем прошлом какой-то угрозы настоящему. Она не перебивала, стараясь вычленить из его рассказа хоть что-то мало-мальски полезное для себя, но Юрий говорил, говорил, уделяя внимание каким-то незначительным пустякам, по которым вообще невозможно было понять его истинное отношение к брату. А Анфисе начало казаться, что делает он это нарочно, стараясь заболтать ее, увести от основной темы. И это только укрепляло ее подозрения.

— Хорошо, — мягко прервала она подробный рассказ о рыбалке. — А отец?

— А что — отец? Он дома редко бывал, все на комбинате. Большое производство требует контроля, иначе начнут воровать, думая, что незаметно. Я, если честно, его не очень хорошо знал… знаю, — поправился Санников, и Анфисе почему-то показалось, что об отце говорить ему совершенно не хочется.

— А как он относился к вашей маме? Ну, ведь не все время его дома не было, существовали же выходные, праздники, дни рождения?

— Как… ну, как все. Зачем мне было над этим заморачиваться?

— Выходит, он ее не обижал, правильно? Иначе вы бы заметили?

Санников вдруг насторожился:

— А это какое вообще отношение имеет к тому, что вы экспертизу проводите?

— Я же вам объяснила, что мне нужно понять, в какой атмосфере вы росли, не наложило ли это отпечаток на вашу дальнейшую жизнь. В сущности, почти все наши проблемы уходят корнями именно в детство.

— То есть будете спрашивать, не мучил ли я зверюшек?

— И это тоже.

— Ну, так сразу отвечу — нет. У меня собака любимая была, везде за мной ходила, у школы дожидалась, спала рядом с моей кроватью. Умерла