Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

«Хорошо, — продолжал рассуждать Тилль. — Порой мы ссорились. Я излишне баловал Макса, и она хотела второго ребенка».

Об этом даже писали в газетах, причем журналисты, узнав о его вспыльчивом, несдержанном характере, в погоне за сенсацией слепили некую новостную смесь, придав ей броский заголовок: «Какие отношения могут выдержать такое?» Именно так вопрошал один еженедельный журнал на своей третьей странице. Но были суждения и похлеще: «Не развалился ли брак еще до исчезновения Макса?»

Некая журналистка, смакуя подробности и подавая их в виде сенсации, рассказала своей читательской аудитории о том, что Рикарда хотела второго малыша именно для того, чтобы Макс не оставался единственным ребенком. Отец был слишком привязан к своему сыну и позволял ему делать все, что заблагорассудится, только потому, что он был слишком похож на него.

Слишком похож?

Дневник Трамница выскользнул из рук Тилля, и он прикрыл ими свое лицо.

«Неужели она ненавидела Макса, потому что он напоминал ей обо мне?» — пронеслось в голове у Беркхоффа.

При этом парадоксальным являлось то, что чем больше Тилль думал о своей жене, тем бледнее становился ее образ.

«Да, она хотела второго ребенка. Да, мы поссорились, — размышлял он. — Но неужели Рикарда испытывала ко мне такую сильную ненависть, что решила забрать у меня Макса, чтобы я сошел с ума?»

— Нет! — громко прохрипел он.

И это короткое слово, казалось, глухим эхом отразилось от стен небольшого и ярко освещенного туалета. Причем свет почему-то стал разгораться с каждой секундой все ярче, а ему становилось все жарче и жарче. Постепенно он стал ощущать себя как в сауне, в которой кто-то установил такой температурный режим, чтобы довести его душу до кипения.

— Бред какой-то! — воскликнул Тилль.

Действительно, в таких рассуждениях не имелось никакого смысла, ведь Рикарда не являлась преступницей и уж тем более не была каким-то криминальным супергением, чтобы заранее предвидеть план своего мужа по внедрению в клинику под видом больного пациента.

«А может, это Скания подтолкнул меня к такому решению? — решил было Беркхофф, но сразу же отмел такое предположение. — Нет, шурин категорически не советовал мне делать этого. Причем до последней секунды».

Тилль покачал головой, стараясь сосредоточиться, и стал рассуждать дальше:

«Или весь парадокс заключается в том, что к этой моей идее с клиникой меня подтолкнул увиденный где-то знак «Вход воспрещен»?

Тогда почему Скания умер именно сейчас? Он не производил впечатления подавленного человека. Скорее наоборот. Ведь с мыслями о самоубийстве шурину вряд ли удалось бы внедрить меня под видом психически больного пациента в психиатрическую клинику тюремного типа. Или я ошибаюсь?»

Все это никак не вписывалось в общую картину, которая и без того походила на каракули годовалого ребенка. В самом кошмарном сне Тилль мог представить, что Рикарда являлась участницей заговора, но чтобы она похитила своего собственного сына? Такого просто быть не могло!

Абсурдной казалась также мысль о том, что его жена убрала такого важного свидетеля, как Скания. Ведь он был ее братом! А если бы и так, то как ей тогда удалось представить дело таким образом, чтобы все подумали, будто он покончил с собой? Нет. Это было просто невозможно.

К тому же этот шаг не имел никакого смысла и был чересчур рискованным. Для лица, преступавшего закон впервые, такое тяжкое преступление было не под силу.

Макс, он сам, Скания…

Слишком много жертв и возможностей допустить ошибку!

Тогда Тиллю пришло в голову, что для доказательства того, что он не является Патриком Винтером, ему достаточно потребовать проведения теста ДНК. В этом случае рано или поздно они поверят его заверениям.

Или нет?

Внезапно в ход его рассуждений вклинилась еще одна страшная мысль, от которой он даже вскочил:

«А вдруг заговор проник и в клинику? Вдруг здесь тоже есть сообщники преступников?»

Устрашившись такой вероятности, Тилль принялся рассуждать дальше:

«А вдруг истоки заговора кроются в самой «Каменной клинике»? А что, если истинный кукловод и организатор этого заговора находится среди персонала «Каменки» и имеет возможность оказывать влияние на процедуру доставки, размещение больных в палатах, выбирать варианты их лечения и определять контакты с другими пациентами?»

Таким человеком, без сомнения, мог быть Касов. И именно его фамилия немедленно всплыла в сознании Беркхоффа. Ведь этот врач с самого начала угрожал ему и оказывал на него психологическое, а также физическое давление. Он открыто признался в своей ненависти к Тиллю и позаботился о том, чтобы его поместили в одной палате с психопатом в первую же ночь, которую Беркхоффу удалось пережить лишь чудом.

Вконец ослабев от подобных предположений, крутившихся в его голове, которые, похоже, никуда не вели, Тилль, держа в трясущихся руках дневник убийцы, в изнеможении сел обратно на крышку унитаза.

«Ты становишься параноиком», — поставил он сам себе диагноз.

Немного придя в себя, Беркхофф вновь раскрыл дневник и, чтобы отвлечься от собственных безумных мыслей, прочитал последний абзац, который написал для него Трамниц:

«В этом месте, к сожалению, я должен признать, что был по отношению к тебе, Тилль, отец Макса, не совсем честен. Разумеется, все озвученные мною вопросы правильные. Но при помощи одного только размышления ты никогда не придешь к верным ответам. Это ужасно, я знаю, но и ты пойми, что мне невозможно стать другим. Однако не вешай носа. Наша сделка все еще в силе: если ты вытащишь меня отсюда, то узнаешь правду. Я приведу тебя к Максу, правда, без гарантии, что он еще жив. Так что поторопись. Меня должны перевести отсюда сегодня в девятнадцать тридцать. Жду тебя за десять минут до этого у себя, чтобы мы могли в спокойной обстановке обсудить все детали».

Глава 57

Тилль оторвал взгляд от швов между напольными плитками в ванной комнате и чисто машинально поглядел на запястье, на котором, естественно, никаких наручных часов не было. Их отобрали у него еще по прибытии, и он понятия не имел, который час.

Как бы то ни было, воспользоваться сумасшедшим приглашением Трамница он не мог. Ведь ему больше не разрешалось свободно передвигаться по лазарету, да и время, возможно, уже давно истекло. И тут его взгляд упал на постскриптум:

«P. S. Ах, и еще кое-что. Чуть было не забыл про мелочь, которая свидетельствует о том, как откровенно мы разговаривали с Максом и как сильно он мне, в конце концов, стал доверять. Кодовое слово звучит так: «кубик льда».

Тилль еще не до