Искатель, 2002 №4 - Роберт Ллойд Фиш

Старик Брудмэн с облегчением вздохнул.

— Скажите, — вдруг спросил Кандид Тристан, повернувшись к собеседнику, — а почему вам не приходило в голову, что серфиды — вовсе не зверьки, а киберы? Вы же образованный человек, знали, что ваш брат — кибертехник… Мы же, я и братья… О Джое и Джобе говорить не будем, они как дети, ничего не понимают. Я закончил техническую школу при университете, но это было очень давно, потом я стал преступником и мне, сами понимаете, было не до самообразования. Но вы! Вы попались на хитрости вашего брата, как… Как мальчик!

Кевин Брудмэн сконфуженно развел руками:

— Годы, молодой человек, годы… Знаете, есть такое понятие — «когнитивность мышления». Оно обозначает способность ума рассматривать любой объект или явление во всем многообразии его свойств, внешних и внутренних связей и, соответственно, обходиться с этим объектом оптимальным способом… Так вот, с возрастом, говорят геронтологи, человеческий ум теряет способность к когнитивному мышлению… Наверно, такое произошло и со мной… Действительно, думаю я сейчас, почему мысль о мини-заводах не пришла мне в голову!

— Эх, вы, — с легким укором уронил Кандид, — а еще собирались стать главой наркомафии!

Он отвернулся от Кевина Брудмэна и подумал о том, что быть необразованным преступником в современном технократическом мире — значит обречь себя на пожизненное тюремное заключение. Чем взял над ним верх Брут Брудмэн? Только тем, что знал о киберах все и умел их делать. Но вот если бы о них знал все и Кандид Тристан, то он-то уж не попался бы на удочку своего противника…

«Ну что ж, — сказал себе Кандид, поглядывая на тюремные ворота. Еще не вечер. За те несколько лет, что я проведу в тюрьме, можно не только университет закончить — степень доктора получить. Кинул администрации заявочку на заочное обучение — и вперед, грызи гранит науки!

А может быть, так и сделать?»

Рудольф ВЧЕРАШНИЙ

ПЕРВОАПРЕЛЬСКАЯ ШУТКА

День начался очень скверно, хуже некуда. Ранним утром меня разбудил телефонный звонок, который назойливо трезвонил на письменном столе, а казалось, что прямо в ухо. Так хотелось спать после вчерашнего. Я с трудом разлепил глаза и взглянул на часы. Было ровно шесть часов утра. Такая рань, страшно сказать.

«Черт возьми, кто бы это мог быть?», — с досадой подумал я, пройдя босиком несколько шагов по холодному полу и дотягиваясь до телефонной трубки. Ах, сегодня же первое апреля! Это мой любимый день, день смеха и розыгрышей. Для меня это второй по эмоциональной значимости праздник после Нового года. Ну, конечно, это кто-то из моих ослоумных друзей решил так невежественно и примитивно пошутить. Я был вне себя от гнева, причем гневался не столько на то, что мне не дали поспать и испортили такой славный день, сколько на банальность розыгрыша. «Все! — сказал я себе, — если это Юрка, Виктор или даже сам Генка, я такой серости им не прощу, и вычеркну их из списка своих друзей». Впрочем, это мог быть и не только кто-то из них. У меня друзей пол-университета. Единственный из них, кто не мог бы себе позволить в отношении меня подобную шутку, это Славка. И то только потому, что он вообще шуток не знает, не понимает, и не признает.

Полный таких мыслей, я снял трубку и, кипя от негодования, голосом, словно пропущенным через разбитый микрофон, спросил: «Ну, кто там, Жванецкий? Я тебя слушаю!» После явно ощутимого даже по проводам замешательства, журчащий, словно горный ручеек, девичий голосок растерянно спросил:

— Костик, это ты? Ты чего мне сейчас звонил? Что-то у тебя голос изменился. Или это не ты звонил, и я тебя напрасно подняла с постели? Пожалуйста, извини, дорогой! Так это все-таки ты?

— Это все-таки я, — промямлил я с угасающим пылом, — но я не Костик, я — Алик. И если вы согласны на такую замену, я готов с вами поболтать, но не раньше чем часов через несколько, а лучше вечерком. А сейчас вы действительно совсем ни к месту, оторвали меня от сна.

— Ах! Пожалуйста, извините меня, извините! Видимо, я ошиблась номером. Еще раз прошу — простите! — И она положила трубку.

Я выпил водички, на всякий случай проглотил вместе с этой водичкой половинку снотворной таблетки и отправился досыпать. По моим подсчетам, для нормального отдыха мне требовалось поспать, по крайней мере, еще часа три-четыре. Таблетка вскоре начала действовать, и я мягко провалился прямо к Морфею, туда, откуда люди возвращаются свежими, отдохнувшими и бодрыми. Конечно, при условии, что там они пробудут те самые еще три-четыре недостающие до нормы часа.

Но внезапно обрушившееся землетрясение, сопровождаемое несмолкаемым скрежещущим звуком и звоном всего, что могло звенеть, заставило меня разлепить непослушные веки и вернуться в этот мир. А в этом мире землетрясения не было, оказывается, это снова звенел телефон. Часы показывали половину седьмого утра. «Боже! Ну кого еще нелегкая закинула на мой провод? Алло! — простонал я в трубку. Вежливый и вполне трезвый голос, рассыпавшись извинениями за столь ранний для воскресного утра звонок, попросил пригласить к телефону Костю.

— Здесь не проживает никакой Костя! — Еще действующая снотворная таблетка держала тембр моего голоса в спокойном русле. — Вы не туда попали.

— Разве? Странно! Пожалуйста, извините за беспокойство.

— Ничего, бывает, — успокоил я своего телефонного визави и себя тоже. Еще можно было поспать на остатках принятой полтаблетки, и теплая постель подсказывала, что этот план реален. Я заснул.

Заснул до следующего землетрясения. А оно началось сразу же после отключения сознания от действительности и сопровождалось тем же самым нестерпимым звоном. Только теперь ко всему прочему добавилось еще и извержение Везувия. К телефону я подошел, не открывая глаз, а если бы я их открыл, то увидел бы маленькую стрелку настенных часов на цифре семь, а большую — вблизи цифры двенадцать. На этот раз старческий задыхающийся голос, не тратя сил на всякие там приветствия и вводные процедуры, начал речь словами:

— Ты что же это, Константин, так ко мне вчера и не заглянул! Нехорошо это. А ведь обещал. Надо уважать…

— Здесь нет никакого Константина, дедуля. Набирайте правильно ваш номер, — перебил я говорившего, собираясь положить трубку на рычаг.

— …Надо уважать старость, — продолжал шелестеть голос на том конце провода, не обращая внимания на мои реплики. — Вот сам будешь таким, тогда… — На этом я прервал разговор и со всей силы бросил трубку на рычаг.