Окно Иуды - Джон Диксон Карр

Попытайтесь взглянуть на свое прошлое под этим углом – сколько важных событий в вашей жизни произошло не по причине злых или добрых поступков, а из-за нечестивой, проклятой строптивости этого мира?

Я смотрел на него с любопытством. Он яростно дымил сигарой и, очевидно, испытывал облегчение, которое и стало причиной этого необычайного многословия. Его главный свидетель положил сэра Уолтера Шторма на обе лопатки – острый ум генерального прокурора не придумал ни одного возражения против показаний Куили.

– Надеюсь, вы не собираетесь основать новую религию? – спросил я. – Если вы всерьез полагаете, что мироздание плетет интриги ради того, чтобы отвесить человеку божественный пинок под зад, то вам лишь остается переехать в Дорсет и начать писать романы[24].

– Об этом я и говорю, – ответил Г. М., глядя на меня с мрачным весельем. – По-вашему, единственное проявление строптивости – это посадить вас в лужу. Помните, как в греческих трагедиях: если уж боги кого невзлюбили, то у бедняги не остается ни малейшего шанса. Так и хочется крикнуть: «Эй, играйте честно! Отвесьте ему пару затрещин, раз так надо, но соблюдайте правила игры: если бедолага вышел из дому в лондонский туман, нельзя отправлять его обратно с солнечным ударом». Нет, сынок. Вот как это работает: одно лечит, другое калечит. Строптивость мира загнала Ансвелла в ловушку, и она же указала мне способ его спасти. Штука в том, что такое невозможно объяснить с помощью логики, хотя Уолтер Шторм и старается. Можете называть это как угодно: судьбой, Городом Души[25], гибкостью неписаных правил – речь будет идти все о той же строптивости.

Возьмите, к примеру, это дело, – разошелся Г. М., размахивая сигарой. – Как только девушка пришла ко мне, я сразу догадался, что там случилось. Думаю, вы тоже, когда услышали показания свидетелей. Джим Ансвелл по ошибке ответил на звонок и отправился прямиком в силки, расставленные для его кузена Реджинальда. Однако ни Ансвелл, ни мисс Хьюм не могли тогда этого понять, потому что находились к истине слишком близко, – не разглядели бревна в собственном глазу. Они лишь догадывались, что бревно где-то должно быть. А когда я наконец вытащил из девушки всю эту историю, было слишком поздно: прошел месяц и дело уже передали в суд. Теперь мисс Хьюм никто бы не поверил, в точности как Уолтер Шторм сегодня, – он и в самом деле не поверил ни единому ее слову.

Да и что, по-вашему, – фыркнул Г. М., – должна была подумать сама девушка? Она узнаёт, что отец умер, возвращается домой и находит своего жениха, запертого наедине с мертвецом в комнате-сейфе с отпечатками пальцев на стреле, где все указывает на то, что он – убийца. С чего бы ей подозревать, будто кто-то пытался его подставить? Пока ей не открыли правду, все это не имело в ее глазах никакого отношения к кузену Реджинальду.

– И человеком, который открыл ей правду, оказались вы?

– Разумеется. Таковы были обстоятельства, когда я впервые сел и задумался об этом деле. Нетрудно было догадаться, что старик Эйвори Хьюм тщательно подготовился к встрече с кузеном Реджинальдом. Вы сами все слышали. Он названивал в квартиру начиная с девяти утра, несмотря на то что знал – Ансвелл не приедет в Лондон раньше чем в десять сорок пять (об этом черном по белому написано в заявлении обвиняемого). Он ни с того ни с сего отослал из дома повара и горничную. Он велел запереть ставни, чтобы никто не мог заглянуть в комнату снаружи. Он привлек внимание дворецкого к полному графину виски и сифону с содовой в буфете. Он закрыл дверь на засов, когда находился в кабинете наедине с Ансвеллом. Он громко произнес, так чтобы услышал дворецкий: «Молодой человек, что с вами? Вы сошли с ума?» – в тот момент, когда заметил, что гость теряет сознание. Он не сказал «Вам нехорошо?», или «Вы больны?», или даже «Вы в стельку пьяный!».

Вполне очевидно, что Эйвори Хьюм решил сыграть в какую-то игру. Чего же он хотел? Заставить кузена Реджинальда молчать, причем бесплатно. Я должен был узнать побольше об этом кузене, чтобы добраться до правды, и выяснил достаточно от девушки – а также и от вас. Разве мы не знаем теперь, что в семье Реджинальда бывали случаи безумия?

В моей голове вновь зазвучали голоса посреди шарканья сотен ног на лестнице в Олд-Бейли. Реджинальд Ансвелл и доктор Хьюм вместе спускаются по ступеням, и сквозь их притворную вежливость просвечивает откровенная злоба. Реджинальд делает хитрый выпад: «Однако вам нужно знать, что в нашей семье имелись случаи безумия. Ничего особенного, конечно. Легкое помрачение рассудка несколько поколений назад».

– Этого было вполне достаточно, чтобы все понять, – проговорил Г. М. – Вполне достаточно. Интересно, о чем думали эти двое на лестнице? Оба знали правду и намерены были, конечно, держать рот на замке. Впрочем, продолжим. В семье Реджинальда бывали случаи безумия. А брат Эйвори Хьюма – врач. Для хитрого замысла недоставало лишь наркотика и психиатра, владеющего частным санаторием, – например, близкого друга Спенсера Хьюма доктора Треганнона. Потому как требуется присутствие двух врачей, чтобы установить…

– Выходит, они собирались заточить Реджинальда в сумасшедший дом, – сказал я.

Г. М. потер лоб:

– Ну, поначалу я лишь рассуждал об уликах. – Он сунул сигару в рот и принялся обсасывать ее, как мальчишка мятный леденец. – Мне казалось невероятным, что Эйвори и Спенсер Хьюм задумали только это. Давайте поразмыслим о том, как их фокус-покус должен был сработать. Конечно, они допустили ужасную ошибку, пригласив Джима вместо Реджинальда, однако разве это повлияло на ход событий? Посмотрим. Реджинальда необходимо было заманить в дом и вывести из себя. Каким образом? Элементарно. Всем было известно о его связи с Мэри Хьюм, даже Джиму Ансвеллу.

– А о фотографиях Джим знал? – с интересом спросила Эвелин.

– О нет, – ответил Г. М., – он выяснил про них уже за решеткой, когда я ему сказал. Ох и намучился я с ним. Джим Ансвелл не похож на героя, который сует голову в петлю, вместо того чтобы признаться, что девушка ему изменяет. Однако, когда речь зашла о фотографиях, он просто не мог себя заставить рассказать о них в суде, на весь белый свет. Даже ради спасения собственной жизни. А вы бы смогли?

– Не знаю, – признался я, пытаясь поставить себя на место Ансвелла. – Чем больше об этом думаешь, тем ужаснее это кажется.

– А вот она смогла, – довольным тоном заметил Г. М. – Поэтому она мне и нравится: очень честная и простая