Окно Иуды - Джон Диксон Карр

18:32. Дайер возвращается на машине.

18:33–18:34. Амелия Джордан просит Дайера вмешаться в драку или позвать Флеминга. Затем идет за Флемингом сама.

18:34. Находит Флеминга на крыльце его дома по соседству.

Вышел рановато; впрочем, не имеет значения.

18:35. Флеминг возвращается вместе с Амелией Джордан. Все трое стучат в дверь кабинета.

18:36. Ансвелл открывает дверь.

18:36–18:39. Осмотр тела и кабинета. Дверь и окна заперты изнутри. Спокойное поведение Ансвелла вызывает удивление. Ему говорят: «Вы что, сделаны из камня?» Ансвелл отвечает: «Это ему за то, что отравил мой виски». Графин и сифон – полные. Стаканы не тронуты. Ансвелл утверждает, что его подставили. Перо на стреле сломано пополам.

Наркотик все еще действует. Брудин?

Как Хьюм избавился от первого сифона? И графина? Ансвелл говорит, что не заметил, как в стакан что-то добавляли; значит, в графин?

N. B. С замками не побалуешь. Дверь толщиной в полтора дюйма. Крупная тяжелая ручка, сплошная панель. Ставни из металла, без щелей. Окна тоже закрыты.

Кулды-кулды.

Проклятье.

18:39. Флеминг отправляет Амелию Джордан за доктором Хьюмом. Хочет тем временем взять у Ансвелла отпечатки пальцев. Дайер говорит, что в костюме Спенсера Хьюма лежит штемпельная подушечка.

Зачем? Привык совать нос не в свое дело.

18:39–18:45. Дайер не может найти ни подушечки, ни костюма. Ансвелл не желает давать свои отпечатки. Отправляет Флеминга в полет через всю комнату, затем, очевидно, падает духом и соглашается на процедуру.

Был ли обыскан стол в кабинете? (N. B. Да – я проверил.) Куда же подевался фрагмент пера?

18:45. Дайер выходит на улицу и зовет полицейского констебля Хардкасла.

– Стойте-ка, – сказала Эвелин. – Значит, начиная с момента, когда они вошли в комнату, и до того, как Дайер пошел за констеблем, прошло всего девять минут? В зале суда казалось, что прошло намного больше времени.

– Конечно, – сердито проворчал Г. М., – это потому, что они слишком много болтают. Но здесь все записано точно.

– Чего я не могу понять, – сказал я, – так это шума вокруг несчастной штемпельной подушечки. Кажется, она вообще не имеет к делу никакого отношения. Какая разница, удалось или нет Флемингу добыть отпечатки пальцев Ансвелла? Полиция все равно бы их сняла и сравнила с отпечатками на стреле. Однако даже обвинение посчитало нужным упомянуть об этой штемпельной подушечке.

Выдохнув еще одну тучу дыма, Г. М. откинулся на спинку кресла с выражением глубокого довольства, прикрыв один глаз.

– Разумеется, обвинение не могло об этом забыть. Однако их не подушечка интересовала. Они хотели привлечь внимание к тому, как Ансвелл отреагировал на попытку Флеминга снять отпечатки – жестоко набросился на него и сбил с ног. Якобы он так же обошелся и с покойным, понимаете? И все же я очень доволен, что они заговорили об этом; я и сам собирался поднять тему штемпельной подушечки. Она меня весьма интересует, потому как является ключом ко всему делу. Вам это тоже понятно, не так ли?

Глава четырнадцатая

Тайминг для лучников

Последние слова Г. М., прозвучавшие в тесном кабинете с низким потолком в «Голове Мильтона», где мы коротали время в ожидании второй части заседания, кажутся мне теперь изящной виньеткой, не менее броской, чем прочие обстоятельства этой истории. Отблески камина играли на оловянных пивных кружках, на огромных ботинках Г. М., на его очках и лице, охваченном замечательным весельем. Эвелин сидела, положив ногу на ногу, наклонившись вперед и опираясь подбородком на ладонь; ее карие глаза выражали одновременно досаду и интерес – чувства, которые Г. М. вызывал в каждой женщине.

– Вам прекрасно известно, что нам ничего не понятно, – сказала она. – Перестаньте хихикать, трястись и кривляться, будто Тони Уэллер, который представляет, как он разделается со Стиггинсом![26] Иногда вы просто невыносимы… Почему вам так нравится ставить людей в тупик? Остается лишь позвать мистера Мастерса, и вечеринка будет в полном составе, не так ли?

– Мне это совсем не нравится, черт побери! – проворчал Г. М. – Все кому ни лень пытаются оставить меня в дураках, надо же как-то сводить с ними счеты. Ладно, – продолжил он успокаивающим тоном, – не стоит отвлекаться, лучше просмотрите таблицу до конца. У меня остался только один вопрос: если убийца не Джим Ансвелл, тогда кто же?

– Нет уж, спасибо, – ответила Эвелин. – Знакомая картина. То же самое было во Франции и в Девоне. Вы преподносите нам список подозреваемых, мы выбираем преступника, а потом оказывается, что у вас был кто-то еще про запас. Не удивлюсь, если убийцей в этом деле окажется сэр Уолтер Шторм или судья. Нет уж, спасибо.

– И что все это значит? – спросил Г. М., глядя на нее поверх очков.

– Вы показали нам таблицу, что уже выглядит подозрительно. Такое впечатление, будто вам интересны лишь те, кто находился неподалеку от места убийства. А как насчет остальных?

– Остальных?

– Да хотя бы этих троих: Реджинальда Ансвелла, Мэри Хьюм и доктора Хьюма. Вот вам пример: генеральный прокурор выложил сегодня мисс Хьюм правду о том, что Реджинальда не было в Лондоне, – он находился в Рочестере и не появлялся в столице почти до полуночи. Вы ничего не возразили, по крайней мере, не стали подвергать свидетеля повторному допросу. Однако так ли все было на самом деле? Мы точно знаем, что Реджинальд побывал в доме тем вечером, – я слышала, как он говорил об этом, спускаясь по лестнице в Олд-Бейли. Мэри Хьюм тоже туда приехала, хотя и с опозданием.