Возьми моё сердце - Нина Стожкова

– Что же случилось? Максим – хороший, заботливый парень. Так переживал перед операцией, чуть не плакал! Мне показалось, он очень любит тебя.

– Максим-то меня любит, а вот я его… В общем, мне кажется… Короче, уже нет, не кажется. Не люблю. Смертельно стыдно перед ним – это да. Жаль его – это тоже да. А вот любви нет. Сердцу ведь не прикажешь. Тем более, новому, чужому сердцу. Мне когда-то батюшка в церкви говорил: «Любовь –как вера в Бога. Или она есть, или её нет».

Варя торопливо достала из кармана бумажный платок и всхлипнула.

– Не плачь, Варюша, не надо огорчать новое сердце, оно ни в чем не виновато, – улыбнулся профессор.

– Не знаю, доктор, как Максиму сказать, что любовь прошла. Я очень старалась, чтобы все было, как раньше, но… Поймите, я не могу себя пересилить. Не люблю Макса, хотя он столько сделал для меня. Наверное, я последняя эгоистичная дрянь…

– Видимо, для таких серьезных перемен есть какая-то причина? – спросил профессор, глядя на Варю в упор.

– Нет, профессор, никаких разумных объяснений нет. Просто Максим перестал быть частью меня, как раньше, превратился в отдельного, чужого человека. Можно я признаюсь в страшном?

– Ох, не пугай, пожалуйста! – улыбнулся профессор. Варя не заметила иронии в его словах и продолжала:

– С первых минут, когда Максим появился в палате, меня вдруг стало раздражать в нем все: голос, запах, его милые когда-то привычки, даже его желание постоянно напоминать о себе. Представляете, он всегда рядом, готов мне помочь в любую минуту! Словно он не мой любимый человек, а добрый папочка. Слишком суетится вокруг меня, даже если проблема пустяковая. Меня к нему больше не тянет, профессор, и это самое главное. И грустное.

– Варенька, я прожил жизнь и знаю: ничего просто так не происходит. Наверное, ты встретила кого-то?

– Мне кажется, что да. Не могу даже сказать точно, что мне в нем нравится. Просто с этим человеком легко и спокойно.

– Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Пока очень мало. Даже маме пока не рассказывала. Пожалуйста, пусть это будет нашей с вами тайной.

– Договорились. Операция на сердце – не противопоказание для легкой влюбленности. Наоборот, хороший эмоциональный фон тебе не повредит. Продолжай принимать назначенные препараты. Любовь в небольших дозах и легкий флирт даже полезны. Только, пожалуйста, постарайся обойтись без страстей в клочья. Помни, отрицательные эмоции тебе вредны.

– Я буду стараться изо всех сил, – прошептала Варя, – но куда деть чувства? Я ими живу.

– Старайся, Варя. Как говорится, надо работать над собой. Прости, мне надо в операционную. На сегодня прием окончен, до свидания.

Профессор проводил пациентку, запер дверь и прилег на кушетку. Сильная боль полоснула по животу, он почувствовал тошноту и ломоту во всем теле. Не хватало воздуха, он задыхался. Но вот – удивительное дело – мозг работал нормально, и Хуснулин с холодной головой врача анализировал все, что с ним происходит. Он вдруг вспомнил, как Чехов, умирая, попросил шампанского.

«Тут шампанского не допросишься! Кто-то из коллег уже дома, а кто-то до сих пор на операции, – подумал профессор с легкой иронией. – В этом кабинете мы только что говорили о любви с юной барышней, а теперь я думаю о смерти. Эрос и танатос в одном флаконе, то бишь, кабинете, вот как всё сгустилось!».

Профессор принял обезболивающее и лег на бок, поджав ноги к животу и приняв «позу эмбриона», в которой становилось немного легче.

«Сейчас пройдет, – уговаривал он себя, – вот сейчас… Уже по пальцам рук побежали мурашки, это всегда означает конец приступа. Так, надо взять себя в руки, встать, открыть окно и выпить воды. Завтра предстоит опять оперировать. Случай сложный, надо быть в хорошей форме».

Поймай меня, если сможешь!

Сергей в последние дни не переставал думать о Джобсе и о его тайной встрече с лейтенантом полиции. Лучше бы он тогда ничего не видел и не слышал! Затасканная фраза «многие знания влекут многие печали» все чаще приходила Сереге в голову, и от этого с каждым днем все мерзостней становилось на душе. Если бы только это! Еще он постоянно думал о Кире, и мысль о том, что не смог уберечь ее от гибели, была невыносимой. Его любимая словно не умерла, а находилась где-то рядом, просто стала невидимой. Он постоянно ощущал ее присутствие. Незадолго до гибели Кира переехала к нему. Аромат её туалетной воды то долетал из шкафа, куда она вешала свои футболки и курточки, то чудился в ванной комнате, откуда он до сих пор не решился убрать ее пузырьки и кисточки, то появлялся в кухне, где она готовила им завтрак. Словом, и так на душе кошки скребли, а тут – новая засада. Зачем он случайно узнал то, что знать не полагалось? Главное, теперь надо было с этим знанием что-то делать. Только что? Рассказать ребятам об увиденном и услышанном означало полную катастрофу. Пришлось бы забить на все их планы, изгнать Димона из команды и потерять удобную базу для встреч и работы над новыми идеями. Делать вид, что он ничего не знает и оставить все как есть – еще хуже. Члены штаба будут как ни в чем не бывало собираться в квартире у Димки, доверять ему свои планы, свободно обмениваться мнениями и все обсуждать – а тот продолжит сливать своему куратору любую инфу. Дьяволу в погонах, который, собственно, и придумал этот коварный план, ничего не стоит раздуть на бумаге маленькую студенческую компашку, боровшуюся за все хорошее против всего плохого, до гигантских размеров, состряпать уголовное дело об опасной организации и сгноить студентов без скидок на юный возраст в тюрьмах и лагерях. Присущую их возрасту дурь и отвагу в расчет никто брать не будет. Не факт, что в отсутствие Димона лейтенант не установил уже в его квартире жучки и видеокамеры – для будущей доказательной базы.

Джобс? А что – Джобс? Недаром говорят, что наркота необратимо действует на мозг. Запутался, небось, как паук в сетях. Не захотел быть у ментов на крючке, а в итоге с каждым днем заглатывал этот крючок все глубже, пока не стал орудием в руках своего мелкотравчатого Мефисто. Тому-то что? Обычный карьерист в погонах. Такие обычно не парятся над вопросами добра, справедливости и морали.

Одним словом, с