Искатель, 1995 №3 - Джон Данн Макдональд

Со многими действительно не стоит, хотя они все чертовски привлекательны и хорошо сложены. Но, чтобы понять, что к чему, надо познакомиться поближе. И вот, положим, повстречался ты с какой-нибудь миленькой актрисочкой. И пусть все идет своим чередом. Дело вот в чем — они сублимируются, узнал я однажды такое словечко. Всю свою энергию они отдают работе, и для постели просто ничего не остается. А теперь допустим, что тебе попалась девица, считающая себя прирожденным талантом, а на самом деле она актриска — так себе. Эта тебе тоже не подойдет. В постели с тобой она так и останется плохой актрисой и будет настолько поглощена заботами о том, как она смотрится со стороны, что души в это дело совсем не вложит. Действительно стоящие девушки — те, которые мгновенно возбуждаются; им просто не приходится ничего изображать, а камере остается только запечатлеть их во всей красе. Знаешь, они просто без отдыха гоняются за новыми ощущениями, считая, что каждое следующее будет ярче. В них есть то, что можно назвать профессиональной заинтересованностью».

На мой взгляд, эта дамочка наверняка пришлась бы Феддеру по вкусу. Я даже не ожидал, что она выглядит так юно — ведь, как ни прикидывай, все выходило, что ей около тридцати трех лет. Тем не менее она казалась юной девушкой, безо всяких ухищрений. Легкая, стройная, с ясным взглядом, излучающим огромную энергию, с гладкой кожей без малейшего изъяна и с тяжелой копной блестящих волос. Все ее движения, жесты так тщательно выверены, что кажется, будто держится она совершенно естественно. Этакая шаловливая девчонка с озорным блеском в глазах.

Но я-то их повидал достаточно и понимал, что это всего лишь очередная роль. В арсенале обычной привлекательной женщины, никак не связанной с шоу-бизнесом, имеется на выбор пять или шесть масок. А у такого рода дамочек их дюжины, просто передо мной она решила надеть именно эту. И еще использовала трюк, применяемый в шоу-бизнесе, — разговор на близком расстоянии от собеседника. Обычно люди при разговоре держатся примерно в ярде друг от друга. А на Тихоокеанском побережье Штатов принято расстояние в восемь дюймов; при этом вы ощущаете дыхание девушки на своем подбородке, а грудь ее вздымается в полутора дюймах от вашей.

— Так значит, вы знакомы с Уолтом… — глупо начал я.

— А вы мне нравитесь! — Она отступила на полшага и окинула меня восхищенным взором. — Он говорил, что вы крупный мужчина, но не сказал, что вы такой огромный… Трэвис. Или Трэв? Кажется, он называл вас «Трэв». А меня друзья зовут Ли. Дорогой Трэв, он говорил, что вы крупный, с виду грубоватый и угрюмый, порой даже опасный, но он не сказал, что вы так чертовски привлекательны!

— Вы тоже куколка ничего себе, — отозвался я.

— Это так замечательно, что вы согласились мне помочь!

— А я еще не согласился.

На мгновение она замерла и задумалась, по-прежнему улыбаясь. У нее были прекрасные зубы ослепительной белизны, зрачки окружала зеленая радужная оболочка, отливавшая янтарным блеском. Красивый изгиб золотисто-рыжих бровей; более темные, удивительной длины ресницы, чуть заметный пушок над верхней губой. Необычное и в то же время такое знакомое лицо с чуть заостренными чертами — очень чувственное, его не спутаешь ни с каким другим. Чуть склонив голову, она смотрела на меня сквозь густые ресницы, а золотисто-рыжие волосы справа чуть свесились ей на лицо. И я вдруг понял, кого она мне напоминает. Лисицу! Шуструю рыжую лисичку.

Как-то раз, уже давно, весной в горах Адирондэк я наблюдал одну лису в период течки. Она бежала прямо перед лисом, все ее движения были такие быстрые, пружинистые; свернутый колечком хвост — торчком, мордочка оскалена, язык высунут, и она все время оглядывалась, проверяя, бежит ли за ней лис.

Вдруг Лайза Дин резко повернулась и подошла к приподнятой части комнаты, где стояли кресла и камин.

— И все-таки вы мне поможете, — тихо сказала она.

Я последовал за ней. Усевшись на небольшую кушетку, она вытянула ноги и взяла сигарету из коробки на столе. Я помог ей прикурить. Она выпустила дым из изящно очерченных ноздрей чуть заостренного носика и, когда я сел в большое кресло, развернутое вполоборота к кушетке, улыбнулась мне.

— А вы здорово освежаете, Трэв Макги.

— Каким образом, Ли?

Пожав плечами, она пренебрежительно хмыкнула.

— Вы не говорите того, что я привыкла слышать: «Ах, в этом фильме вы замечательны! А вот в этом просто восхитительны! Я смотрю все картины с вашим участием. И в жизни вы выглядите еще лучше, чем на экране, в самом деле?» Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Я все это произнесу, когда буду просить у вас автограф.

— Слушайте, вы и правда какой-то угрюмый! Или боитесь показать, что я произвела на вас впечатление? Или вам и впрямь наплевать? Меня это как-то выбивает из колей, дорогой.

— Ваша мисс Хольтцер выбила меня из колеи таким же образом.

— Дэна — прелесть. Ее отношение всегда можно почувствовать. Когда она на что-то реагирует, то сразу доводит это до вашего сведения.

Я пожал плечами:

— Что ж, в этом фильме вы замечательны, а в том — просто восхитительны! И вы так прекрасно выглядите в жизни!

Она снова замерла. Ее близость пробуждала во мне необычные чувства. Я подумал о миллионах мужчин, рассеянных по всему миру, которые, глядя на нее в кино, умирали от желания и мысленно раздевали ее, покрывая страстными поцелуями и поглаживая ее шелковистые бедра. Интересно, сколько же оргазмов было пережито в тайных мечтах о ней? Масштабы и сила столь массового и безымянного вожделения оказывали на нее любопытное физическое воздействие. Ведь, по правде говоря, в течение многих лет она вынуждена сидеть на диете, ее мнут, гнут, натирают до блеска, напомаживают и вышколивают, заставляя находиться в наилучшей форме. И если бы не присущие ей железная воля и бьющая через край энергия, долго она бы так не выдержала. Глядя на нее, вполне можно поддаться обманчивому впечатлению и поверить, что, будучи неким секс-символом, она вознесла секс к невообразимым высотам, вызывая непередаваемый, исступленный экстаз, более сильные и глубокие страсти, длительные страдания — не то что простая смертная женщина. Хотя… именно здесь мужчинам и следовало бы поостеречься и не совершать сумасбродных поступков, ведь ее самоуверенная манера держаться, ее надменность заставят неосторожного человека погнаться за миражом.

— Извините, пожалуйста, я на минуту, — вежливо проговорила она и метнулась в гардеробную. Изящная, по-девичьи порывистая. Вернулась она с большим коричневым конвертом в руках и положила его на стол