Искатель, 2002 № 11 - Журнал «Искатель»

Он молча достал мобильник, набрал номер, обрисовал состояние больного, назвал адрес… И голосом тревожно-суровым сообщил:

— Через двадцать минут приедут. Пошли.

В автобусе Тамара вдруг ощутила непонятный дискомфорт, не связанный с транспортом. И не физический. Идущий от какой-то неудобной мысли. Как… Как врачи попадут в квартиру, если старик не встает?

Да, мне пятьдесят, более двадцати лет стажа. Советник юстиции, старший следователь, но это не повод все дела по убийствам сваливать на мою седеющую голову. В районной прокуратуре еще восемь следаков. И однообразны эти преступления, как нецензурная брань: или из-за денег, или по пьянке. Из-за автомобилей, квартир и наркотиков, но, в сущности, все из-за тех же денег.

Правда, все чаще случаются убийства бессмысленные, когда преступник от вида агонии и крови испытывает эйфорию, как от бутылки вина. Странно, потому что эту самую эйфорию он мог бы иметь от чего-то иного, от той же водки. Психически больные. Но вот последний случай меня подавил своей беспредельностью: неделю я добивался от подростков, за что они убили незнакомого им парня? Не знают. Нет, знают — по приколу. Убили человека по приколу! Прикалывались, значит…

Звонил телефон, наверняка ничего приятного мне не суливший. Назидательный голос судмедэксперта это подтвердил:

— Сергей Георгиевич, у меня до вас дело.

— Какое же, Марк Григорьевич? — бестревожно спросил я, поскольку трупов за мной в прозекторской не числилось.

— Точнее, у вас до меня будет дело.

— Не хотелось бы.

— Старичка привезли семидесяти семи лет, фамилия Чубахин. Скончался в постели у себя в квартире. «Скорая помощь» не успела. Врачи обратили мое внимание на след от укола.

— А он с кем жил?

— Один. Дочка в пригороде.

— Может, она укол и сделала?

— Только сейчас узнала о смерти и приехала в морг.

Не о том мы вели речь. Меня интересуют не следы уколов и даже не раны — прежде всего меня интересует причина смерти.

От нее, как от печки, пляшет следователь, который занимается раскрытием убийства.

— Марк Григорьевич, ну а причина смерти?

— Сердечная недостаточность.

— Естественная смерть, и при чем тут прокуратура?

— Токсиколог делает анализ. Теперь, чтобы разобраться, нужен компьютер, банк данных, плюс знания с интуицией.

— В чем разобраться, Марк Григорьевич?

— В ядах. Старику вкололи большую дозу дигитоксина либо дигалена-нео. Кардиотоническое средство, понижает ритм сердца. А оно у него и так едва работало.

— А этот дигален-нео из каких будет?

— Наперстянка ржавая, гликозиды.

Судмедэксперт сказал все, поэтому молчал. Молчал и я, уклоняясь от вывода, как от пущенного в меня камня. Долго уклоняться стало неприлично.

— Марк Григорьевич, может быть, неосторожная передозировка?

— При хронической недостаточности кровообращения надо десять-пятнадцать капель. А тут вкатили не капли, а полфлакона.

— Выходит, убийство?

— Похоже.

А почему он звонит мне? Старик Чубахин из нашего района, раскрытием сложных убийств занимаюсь, главным образом, я. Осознав это, мой мозг разослал команды по организму: напряглись ноги, засуетились руки, забегали глаза. Надо мчаться в морг. Но почему в морг — оттуда я получу акт вскрытия. Туда надо, где сделали укол, где убили — на место происшествия.

Я записал адрес Чубахина и попросил судмедэксперта направить туда же дочь умершего. Уже из машины позвонил Леденцову: убийство без уголовного розыска, что пистолет без обоймы.

Удивительно — до сих пор удивляюсь, — как при моих нервах я столько лет проработал следователем? Выезжая на происшествие, коллеги хватают портфель — ив машину. По дороге еще и жуют. Мое же воображение это место происшествия уже представляет, я уже напряжен, уже нервничаю… А почему? Может быть, укол сделала нанятая медсестра, или соседка, или дочка, и вообще нет никакого убийства. Чего же я напряжен до дрожи, как летящий вертолет? Очень надо родиться большим глупцом, чтобы не поумнеть к старости…

Майор Леденцов был уже там: вместе с понятыми он стоял на лестничной площадке и разглядывал дверь в квартиру гражданина Чубахина. Белесая щепка, порванная обшивка, выломанный замок…

— Кто же ее так?

— Врачи «Скорой помощи», старик же не вставал.

Мы прошли в маленькую сумрачную комнату. У опустевшей постели, видимо, умершего, сидела женщина, в которой ничто не поддавалось определению: ни возраст, ни внешность, ни одежда… Казалось, она вот-вот склонится окончательно и зароет голову в одеяло.

— Кира Ивановна Чубахина, дочь, — вполголоса сообщил Леденцов.

— Следователь Рябинин, — представился я.

— Зачем… следователь? — Она подняла голову.

— На всякий случай. Кира Ивановна, мне нужно с вами поговорить. О друзьях отца, знакомых…

— Он не вставал с постели. Какие друзья?

— О родственниках…

— Нет у нас родственников. Я виновата во всем…

— Почему?

— Ходила к нему ежедневно, а вчера не пришла.

Подробный допрос придется отложить. Вменяем ли человек, узнавший о смерти близкого? Я связался по телефону с «неотложкой» и нашел врачей: да, выезжали, дверь сломали, труп обнаружили…

— А кто вас вызвал?

— Звонил мужчина, узнайте у диспетчера…

Необычное место преступления, где нет ни трупа, ни крови. Но квартиру-то осмотреть надо и хотя бы поискать отпечатки пальцев. Того, кто звонил в неотложку. Криминалист фотографировал разбитую дверь. Майор толкнул меня в бок и взглядом показал на вторую комнату, большую. Я прошел.

Много мне пришлось видеть комнат, залитых кровью. Но засыпанных землей, от которой пол почернел…

Два светлых окна без занавесок, почти нет мебели, опрокинутые цветочные горшки и растения, безжалостно выдернутые, валялись — как сказать иначе? — со свернутыми набок головами. Еще свежие, еще не начали вянуть.

Я позвал дочку. Она вошла походкой тяжелой и неохотной, но тут же вздрогнула, как от пощечины.

— Боже!

— Кира Ивановна, а раньше тут был порядок?

— Я же их поливала…

— И кто это сделал?

— Варвар…

— Отец не мог?

— Он их вырастил.

Все имеет смысл. Поскольку большинство преступлений корыстны, моя мысль пошла в эту сторону.

— Кира Ивановна, тут были ценные растения?

— Вряд ли. Фикусы, алоэ, лимонное дерево, обезьянье дерево…

Я призвал криминалиста.

— Сфотографируй общий вид погрома, возьми земельки на анализ и попробуй найти отпечатки пальцев.

— Горшки слишком шершавы.

Такому крупному и развесистому дереву, как обезьянье, стоять бы в кадке или в ведре. Все же цветы росли в красных, по-моему, плохо обожженных горшках. Я не сомневался, что смертельный укол был связан с этим цветочным разбоем.

— Кира Ивановна, ночевать будете здесь?

— Да.

— Комнату с цветами мы опечатаем и завтра придем. Постарайтесь успокоиться и что-нибудь вспомнить.

— О чем?

— Обо всем, что касается жизни отца.

Мне тоже требовалось время подумать. Я составил протокол осмотра места происшествия, а майор опечатал комнату своей милицейской печаткой. На лестнице он спросил:

— Сергей, есть мысли?

— Боря, я