Хранительница царских тайн - Анна Князева

Участковый Порошин старался дышать в сторону, от него разило настоящим сивушным перегаром. Страшнее этого могла быть только газовая атака неприятеля.

– Ребята не приезжали? – спросил Дуло.

– Оперативники? Не видал. – Участковый открыл форточку, решив, что в этом его спасение.

Сергей кивнул на стол:

– Убери лишнее. Будем смотреть одежду.

Порошин выдвинул ящик и, не глядя, смахнул туда все, что лежало сверху. Достал из шкафа мешок.

– Присаживайтесь, Валентин Анатольевич, – Сергей Дуло разорвал веревку и вытряхнул содержимое мешка на столешницу.

Грачев снял пальто, повесил его на вешалку, достал частый гребень и причесался. Вынул из кармана футляр и, выудив оттуда очки, не торопясь, водрузил их на нос.

– Ну-с, приступим… Что именно вас интересует? На что я должен обратить особое внимание? Чья это одежда? И почему мокрая? Надеюсь, не с утопленника?

– С утопленницы, – уточнил Порошин, однако, заметив сердитый взгляд следователя, осекся.

Валентин Анатольевич непроизвольно отдернул руки. Потом осторожно, двумя пальцами поднял цветастый рукав жакета.

Побледнев, он схватил жакет и подбежал с ним к окну.

– Что такое? – Дуло пошел следом.

– Не смейте мешать! – вскинулся костюмер.

В этот момент он был похож на дворнягу, нашедшую мозговую кость.

Следователь отступился и только наблюдал за тем, как Грачев крутит в руках, выворачивает и разглядывает мокрое тряпье.

Не обращая ни на кого внимания, Валентин Анатольевич кинулся к столу и, оставив жакет, схватил шелковую рубашку. Спустя мгновение он прошептал:

– Не может быть… Этого просто не может быть… Никогда…

– Что такое? Вы можете наконец объяснить?

– Я искал музейные метки… – пробормотал Грачев и растерянно посмотрел на следователя. – Но их нет!

– С чего вы взяли, что это музейные экспонаты? Вам же сказали: одежду сняли с утонувшей женщины. Рубашку, кофточку, платок и нижнюю юбку.

Грачев положил рубаху на стол.

– Ей четыреста лет и называется она летником… А вот эта, как вы говорите, кофточка называется телогреей, и ей никак не меньше четырехсот пятидесяти. Одежда сшита вручную, по всем правилам того времени. – Он поворошил остальные вещи. – Платок – ничего интересного. Юбка – ровесница телогреи.

– Понимаю… Вы разыгрываете меня, – Сергей Дуло снял куртку и повесил ее рядом с драповым пальто костюмера. – Или же выдаете желаемое за действительное.

– Надеюсь, что я ошибаюсь. В противном случае меня назовут безумцем.

Взглянув на портфель Грачева, следователь спросил:

– Может, перенесем встречу на завтра?

Валентин Анатольевич грустно усмехнулся:

– Думаете, я пьян?

– Уверен. – Сергей Дуло предпочитал говорить правду.

Грачев выпрямил спину и задиристо вскинул голову.

– Ну, так вот, молодой человек… Никто… Вы слышите? Никто, сколько бы вы ни искали, не определит точнее, чем я, возраст найденных вами «тряпок». Смотрите! – Грачев приподнял жакет и продемонстрировал его. – Телогрея, одежда, которую носили состоятельные русские женщины. Судя по крою, это пятнадцатый или шестнадцатый век, о чем говорит распашной тип застежки, прямая пройма и чрезмерно длинные рукава с прорезями. – Он сунул руку в рукав и продел ее в прорезь. Затем, обведя взглядом слушателей, положил телогрею на стол. – Теперь что касается ткани. Это бархат ручной работы с золотыми и парчовыми узорами на шелковой основе. Орнамент растительный, и я бы мог предположить, что это вторая половина семнадцатого века. Но взгляните сюда! – Грачев сделал паузу. – Вы видите изображения зверей? Это значит, что ткань произведена в конце пятнадцатого – начале шестнадцатого века в итальянском городе Генуя. Только там в указанное мной время изготавливали подобную ткань. И не спорьте, я знаю, что говорю.

– Продолжайте. – Сергей Дуло был готов выслушать все, что скажет Грачев.

– По горловине скорей всего был крашеный бобровый мех, который не сохранился, но очень хорошо сохранилось лицевое золотное шитье отделки. И здесь мы подступаем к самому главному. Этот вид декоративного искусства пришел к нам из Византии. Первые образчики лицевого шитья, выполненные многоцветным шелком, датируются началом пятнадцатого века. И только в шестнадцатом веке на смену шелковым нитям постепенно пришли золотные и серебряные. Так что же мы видим здесь? – Старческий голос дрожал.

– Что? – хрипло спросил Порошин.

– В отделке телогреи используются золотные, серебряные и… шелковые нити!

– И что это значит? – спросил Сергей Дуло.

– Вы не следили за ходом моих рассуждений… – Валентин Анатольевич вздохнул. – Если наряду с золотными и серебряными нитями в вышивке используются шелковые – возраст телогреи определяется началом шестнадцатого века.

– Хорошо. А что с рубашкой? – Следователю не терпелось услышать продолжение.

– Вы имеете в виду летник? Здесь еще интересней. Это верхняя женская одежда. Да-да, именно верхняя, потому что носилась поверх многочисленных нижних рубах и юбок. Прямой покрой с боковыми клиньями. Колоколообразные рукава, сшитые от проймы до локтя, заканчиваются остроугольными полотнищами. Вот эти треугольные куски ткани в рукавах назывались вошвами. Они, как правило, украшались вышивкой и жемчугом. Жемчуг, как видите, частично опал, но вышивка сохранилась. И снова мы видим шелк и золотно-серебряные нити. Стало быть – начало шестнадцатого века. Ткань, из которой сшит летник, мною определена без особого труда. Это венецианская, так называемая «двуличная» камка. Надеюсь, вы заметили, как играет на матовом фоне атласный чешуйчатый орнамент…