Танец под золотой вуалью - Юлия Олеговна Чеснокова

— Ставь одну ногу на него. Вторую не поднимай, стой на ней. — указал он мне и начал отходить. — Не двигайся.

— Куда ты?! — обеспокоилась я, видя, как он спускается по дорожке.

— Ловить тебя внизу, куда же ещё? — засмеялся он.

— Что?! Ловить? Эй, мы так не договаривались! — крикнула я и заткнула себе рот, ведь такой поздний час! — Я не хочу лететь отсюда! Я расшибусь!

— Нуна, ты трусишь? — всё дальше был голос Джело. — Давай же. Я не верю, что ты не умеешь держать равновесие! Тут всего-то метра три! Ты доедешь до меня, я и моргнуть не успею!

— Я не доеду, а долечу! Повторяю это. — я смотрела на горку и не верила, что решусь оттолкнуться и поехать. Хотя было достаточно светло, ровно, и все остальные обстоятельства, кроме крутости подъема, были за. — И… ты уж, не моргай, пожалуйста! Если ты закроешь глаза…

— Мэя, я тебя не проморгаю. — Джело встал внизу и распахнул объятия. — Я жду!

— Жди-жди! Я не обещалась сделать это быстро! — бросила ему я и добавила себе под нос. — И вообще не обещала…

— Нуна, нельзя быть такой нерешительной! — подначил он меня, а потом выдал нечто, что добавило мне куда больше храбрости. — Ты говорила, что у тебя не было чувств, что ты не любила и не любишь. Что завидуешь мне. Мэя, но ведь любовь — это тоже риск. Это страшно, Мэя. Если ты живешь, не решаясь даже скатиться с горки, то каким образом ты полюбишь? Представь, что я — это кто-то, кого ты могла бы полюбить. И вот, я стою здесь. Я просто стою и жду тебя, а тебе страшно, и если ты не поднимешь второй ноги, то никогда, слышишь? никогда не изменишь ничего, а только будешь стоять там, наверху, недостижимая для настоящих чувств.

Он облил меня ушатом ледяной правды. Джело стоял там, с разведенными в стороны руками, довольный, но смотрящий на меня с вызовом, и я оттолкнулась. Подняв вторую ногу, я поставила её рядом с первой, и скейтборд тронулся с места, крутя колеса всё быстрее и быстрее, пока резко не понесся, как с обрыва. Завизжав, я зажмурила глаза, чувствуя, как из-под ног уходит твердая основа, но, когда ветер затрепал волосы особенно сильно, ударяя в лицо, я вдруг остановилась, схваченная Джело, обнявшим меня слету и сдернувшим с доски, которую, к тому же, умудрился поймать ногой. Я открыла глаза, перебарывая эмоции и начиная улыбаться так же счастливо, как мальчишка.

— Ну как? — поставил он меня перед собой. Один тапочек остался на доске и слетел с неё, когда она остановилась. Я, придерживаясь за руку Джело, протянула ногу и надела её.

— Это… это было здорово! — признала я, оценив и закивав головой. Взгляд юноши перескочил с меня на улицу и заблуждал по ней без цели и назначения. Я кашлянула в кулак, выпрямляясь и напоминая себе, что только что вела себя, как подросток, непосредственный и беззаботный, и теперь надо бы возвращаться к своему адекватному состоянию. И получить ответы на вопросы. — Джело, ты же не скажешь, что пришел ко мне после полуночи только затем, чтобы спустить меня со склона и проветрить мои кости? Серьёзно, для чего всё это?

— Если честно, то этому, действительно, мало объяснений, — он пожал плечами, наклонился, поднял скейтборд и стал крепить его себе за спину снова. — Я был на выступлении Саломеи… на её последнем выступлении. Я подошел поближе и вот, в один миг, она посмотрела мне в глаза. У неё было такое выражение… такое одинокое, такое… не скажу, что несчастное, нет. Она… она гасла, Мэя! Это глупо звучит, но я не нахожу других подходящих слов. Она станцевала свой последний танец, поистине, как в последний раз. Это было нечто! Она не хотела прекращать это и уходить, но уходила… в этот миг она стала так близка мне, как никогда! Это был самый волнительный момент за последние мои полтора года… И когда я понял, что её больше не будет, что Саломея исчезает, то почему-то вспомнил о тебе. Не знаю… ты говорила тогда, что никогда не испытывала сильных чувств, что всё всегда так банально: цветы, кафе, встречи, бла-бла-бла. Пусть нет никакой связи и логики в моих рассуждениях, но я прикинул, а почему бы не сделать что-то неординарное, не банальное, чтобы оно у тебя было? В конце концов, Саломея делала сказку, заставляла верить в неё, нет, даже больше: сказка существовала. И вот, есть ты, которая не верит в сказки, живет скучно и серо. Саломея дала мне импульс для того, чтобы я пошел и нашел тебя. Правда, я долго не решался зайти…

Смущенная улыбка Джело окончательно покорила меня. Каждое его слово рубило меня, как топор тонкое дерево — мне хотелось упасть перед ним, но от радости, что он так подумал обо мне, захотел сделать мне приятное… и ведь он не понимал, что увидел в Саломее меня, поэтому обо мне и вспомнил! Что ж, нужно сказать ему, как всё обстоит на самом деле, кто она такая, кто я такая, кто мы с ней такие.

— … и, знаешь, — вдруг продолжил Джело. — Бог с ним, что она ушла. Есть вещи и люди, которые, наверное, должны исчезать. Ты была права и я, наверное, мог бы даже влюбиться в неё… а я не хочу этого больше, — он по-доброму засмеялся. — Мне уже одного раза достаточно. Так что, чтобы мне не было больнее и хуже, я не хочу знать, кто она на самом деле. Не хочу опять привязываться к тем, кто непостоянен…

— Джело… — я вкрадчиво взяла его за руку. — Твоя бывшая девушка… она бросила тебя?

— Нет. Она просто полюбила другого. Она и меня любила, и его. И ей было больно выбирать. Я знал, что ей очень мучительно сделать выбор. И ушел сам.

— Но ведь тебе же самому больно! — возмутилась я. — Что за самоистязание и издевательства?

— Ох, нуна! — положил он мне ладонь на макушку и потрепал, как маленькую девочку. Как будто это он был старше! — Это называется любовь. Смотрю, ты в этом, действительно, ни черта не шаришь.

— Видимо. — смирилась я, надув губы и следя за его рукой, которая, спустившись с моей головы, вновь взяла мою ладонь.

— Что ж, тогда давай учить друг друга: я тебя любить, а