Добро пожаловать в Купер - Тарик Ашканани

В последние пару дней Табби выглядит немного смущенным. Наверняка сказать трудно, но мне кажется, я это вижу. То, как он смотрит на меня, на мою сломанную руку. То, как вытягивается в струнку, когда входит Камстейн. Нервозность. Парень знает, что его приятель поступил неправильно, но он знает и что сделал я, почему я здесь. Возможно, он даже думает, что я это заслужил. Бедный Табби. Его маленький мозг просто не способен охватить столь глубокие мысли.

После интервью Новичок усаживает меня на пластиковый стул в коридоре, сразу за главным входом. Мы об этом не говорили, но после того, как Камстейн наглухо заделал мое окно, Новичок оставляет меня здесь по возможности надолго. Теперь это для меня единственная возможность увидеть внешний мир.

Идет снег, но не сильный. Снежинки прилипают к стеклу, мимо проезжает машина с включенными фарами. На другой стороне улицы я вижу парковку, а за ней перекресток, каждый съезд с которого ведет в темноту. Кто-то неплотно закрыл дверь, и время от времени я ощущаю дуновение прохладного ветерка. Представляю, как проскальзываю в дверь и растворяюсь в тенях. Просто растекаюсь и исчезаю в небытии.

Появляется Новичок и запирает комнату для допросов. Направляется ко мне с ключами в правой руке. Пора устраиваться на ночь. Я хочу что-то сказать, но тут слева от меня проходит молодая женщина – дежурный регистратор. В руках у нее стопка папок, и она одаривает Новичка ослепительной улыбкой, из-за чего спотыкается и едва не падает. Две или три папки летят на пол. Новичок мгновенно оказывается рядом. Приседает на корточки, кладет ключи на ближайший стол и собирает разлетевшиеся папки. Девушка смущенно смеется, и они вдвоем направляются в вестибюль.

Все выстраивается в четкую линию, как в кино. Прямо передо мной крупным планом ключи. Я даже различаю тот, маленький серебристый с черной отделкой. Медленно переключаю фокус на соседний, с отпечатанным синим словом «Форд». Беру в фокус главную дверь. Мимо проезжает машина, я слышу, как шуршат шины, и улавливаю запах сосны.

Я оглядываю вестибюль. Девушка-регистратор раскладывает папки на стойке. Новичок наклоняется к ней, и они о чем-то болтают. О чем, разобрать не могу – они стоят ко мне спиной, – но слышу смех.

Одна секунда, чтобы дотянуться до ключей. Хватаю их на ходу, нет времени останавливаться. Наручниками займусь потом. Две секунды, чтобы добраться до входной двери. Она открывается от себя, я наваливаюсь на нее всем весом и прорываюсь наружу. Четыре секунды, чтобы перейти улицу. Итого семь секунд, чтобы добраться до парковки. Новичок, конечно, уже преследует меня, но отстает. На то, чтобы прийти в себя, я даю ему две секунды. Я буду у его машины раньше, чем он перейдет улицу. Я уже знаю, в каком направлении поеду, куда сверну на первом же перекрестке. На восток. Почему? А почему бы и нет? Все, что мне нужно, это справиться с машиной.

Может быть, он выберет правильное направление. Может быть, он быстро бегает. Может быть, он сократит расстояние между нами. Это нормально. Это его работа. Думаю, ему здорово влетит за то, что оставил ключи без присмотра, и, положа руку на сердце, я чувствую себя немного из-за этого виноватым. Не хочу, чтобы его наказали. Не хочу вынуждать его в меня стрелять. И еще меньше хочу, чтобы меня самого подстрелили. У парня доброе сердце, это останется с ним навсегда. На мой взгляд, варианта, при котором Новичок не облажается, нет.

И тут Новичок возвращается; я поднимаю глаза и вижу, как он тянется к ключам на ремне, которых, разумеется, там нет. В его глазах тревога, но он уже видит их и быстро хватает. Я наблюдаю, как его мозг собирает картину и представляет, что могло бы быть.

– Обувь, – говорю я ему, откидываясь на спинку стула и ухмыляясь. – Без шнурков. Наверно, опасаются, как бы не отчебучил чего-нибудь. Побегу, а обувь сваливается с ног. В итоге прибываю на парковку в одних носках.

Он пристально смотрит на меня, и я задаюсь вопросом, видит ли он меня насквозь. Обувь – это, конечно, ерунда. Скорее всего, я и впрямь порежу ноги на каких-нибудь стекляшках. Но остаюсь я не из-за этого. Возможно, мне слишком уж весело. Понятно, что такие реплики звучат не совсем нормально, и я давно научился держать подобные мысли при себе. Легче притворяться нормальным, чем быть им на самом деле.

Новичок молча ведет меня в камеру. Снимает наручники и задвигает решетку. Косо поглядывает в мою сторону. Явно о чем-то размышляет. Пожалуй, я все-таки дал с обувью маху. Парнишка, наверно, думает, что у меня в жизни нет ничего, кроме этих разговоров. Господи. Меньше всего я хочу, чтобы кто-нибудь меня жалел.

Глава 37

Дальше все покатилось довольно быстро.

Не прошло и нескольких минут – так мне показалось, – как на заднем дворе закипела бурная деятельность. Парамедики отвели меня в сторонку, откуда я молча наблюдал, как они склонились над ней, как трогали пальцами шею, как шептались между собой. Патрульные оцепили территорию и задавали мне вопросы, которых я словно не слышал. Потом еще какие-то разговоры – и внезапно Мэри забилась в конвульсиях.

Я слышал, как открываются аптечки, слышал крики, а потом ужасающий вопль. Я видел, как Мэри начала неуклюже хвататься за лицо и пытаться сесть.

После этого я мало что помню.

Глава 38

В палате было шумно: ее наполняли механические щелчки, равномерно и тяжело вздыхали приборы. Радужные провода выходили у Мэри из руки и тянулись к монитору, издававшему мелодичные звоны.

Лицо Мэри обернули полоской белой марли, закрывавшей то место, где были глаза. Жалюзи закрыли, свет приглушили. Как будто теперь все это стало ей не нужно.

Я стоял в углу и смотрел, как она спит. Транквилизаторы помогали ей плыть через глубокую черную бездну.

Это могло бы быть так просто. Секунда, не больше. Доброе деяние. Теплая рука и нежное нажатие. Она бы даже не стала сопротивляться, приняла бы мою помощь с благодарностью. Знаю, я бы это и сам так принял. Мягкий переход в темноту и спокойное растворение в небытии, что ждет нас по ту сторону.

Может, и с Рейчел было так же?

Я подошел ближе, когда дверь открылась. В палату вошла медсестра. Не заметив меня сразу, она направилась к кровати и сделала в карте какую-то запись. А когда повернулась, увидела меня.

Вздрогнула и схватилась за сердце.

– Ох, как же вы меня напугали.

– Простите.

– Вам нельзя здесь находиться.

– Дежурная медсестра сказала, что можно, – солгал я.

– Боюсь, что нет. Этой женщине нужен отдых. Вам придется подождать снаружи.

Выходя, я бросил на нее последний взгляд. Она выглядела иначе. Розовая прядка исчезла.

* * *

Я просидел в приемной почти час. Один. Просто сидел, уставившись в стену. Я не хотел закрывать глаза, потому что, закрыв, я почти это видел. И когда сжимал кулаки,