Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Да, слушаю внимательно, Станислав Сергеевич.

— Мне кажется, я близок к разгадке первопричины происшедшего с Мишей! Они, ну сотрудники агентства, установив ли, откуда был сделан тот звонок в день его смерти и куда ездил Миша. Это медицинский центр «Логос». Никита, сотрудник агентства и там побывал, говорил с врачом. Они подняли медицинские документы. Оказывается, Миша проводил там что-то вроде экспертизы по установлению отцовства, понимаете? У него, видимо, появились какие-то сомнения насчет ребенка, сына! Никита, а в тот роковой день как раз были готовы результаты — ему врач по этому поводу и звонил. Они там темнят, недоговаривают, но… кажется, результат был отрицательный, понимаете меня? Он, бедняга очутился один на один перед фактом, что Вася, возможно, и не его сын, вы понимаете, о чем я? Я вчера ринулся к Лене. Она не хотела со мной сначала даже говорить об этом. Но я заставил ее. Мишка был мне друг, почти брат… Быть может, я был излишне не эмоционален с ней, груб даже, но… Я был просто взбешен, собой не владел. Я пытался заставить ее сказать мне всю правду, что у них там происходило в семье, пытался получить признание, что она обманула его, но… Никита, вы же понимаете, что такое женщины, как, даже загнанные в угол, они лгут вам прямо в глаза! Она… Одним словом, она прямо ни в чем не призналась, но и не отрицала, понимаете? А если все это было именно так, то не было для Мишки большего удара, чем узнать, что мальчик, ради которого он жил, которым дышал все последние годы, не его и… Ужасный удар, ужасный! Я узнал также и адреса центров и клиник, куда он и Елена обращались за лечением от бесплодия, помните, мы с вами и об этом говорили? Тут много адресов. Одну минуту, погодите, достану список… Сейчас… Первым такой вот адрес идет: туркомплекс «Истринское водохранилище», какая-то Школа холисти… холистической психологии. Хованская Юлия Павловна. Телефон, факс. Сотрудник из агентства звонил туда, там сказали, что школа давно сменила адрес. Вы слышите меня, Никита? Это же семь, даже восемь лет назад было! Следующий адрес читаю…

— Станислав Сергеевич, подождите, — оборвал его Колосов. — Нам срочно надо увидеться. Если где-то через час с небольшим я к вам подъеду, я не очень помешаю вашим сборам?

— Да нет, что вы, приезжайте. Все собрано. И я один на даче. Жена пока в больнице. Знаете адрес? Хотя у кого спрашиваю, старый болван…

— Адрес есть. — Колосов посмотрел на часы. — А в аэропорт я вас утром сам отвезу, не волнуйтесь. До встречи, — Он опустил трубку на рычаг. У него было такое ощущение, что сообщение Модина не явилось такой уж неожиданностью, После новостей по делу Полунина подсознательно он ждал чего-то подобного…

* * *

Фары на шоссе. Катя столбиком застыла на обочине, и фары приближающейся машины слепили ее. Она все еще никак не могла придти в себя и отдышаться. И сейчас ей хотелось лишь одного: скорее добраться до телефона, позвонить Никите. Пусть он немедленно выезжает и разбирается во всей этой чертовщине сам.

Автомобильные фары смахивали на желтые береговые прожекторы. В машине — а это была «девятка» темного цвета — наяривала музыка. Катя, как сломанная кукла, шагнула на дорогу. Господи, песня «Любэ» из автомагнитолы. Как она была сейчас рада ей!

* * *

«Девятка», взвизгнув тормозами на полной скорости, затормозила, и из окна высунулся Кузнецов. Катя бессильно облокотилась на капот: слава богу… Ноги просто отказывались ее держать.

Встревоженный Кузнецов выскочил из машины, распахнул дверь и усадил Катю на переднее сиденье. От него сильно разило спиртным. Он наверняка так припозднился где-нибудь в пивном баре на шоссе. Как и Сорокин, он был в темном костюме и даже при галстуке. Да ведь сегодня день похорон, подумала Катя. Точнее, не день, а уж ночь. Боже, какой же это нескончаемый, безумный день, какая сумасшедшая длинная ночь…

— Катя, что стряслось? Что с вами… с тобой? Вся дрожишь! — Кузнецов заглядывал ей в лицо. — Что вы делаете одна на дороге? Половина первого уже! А где Нина? Что-то случилось?

Катя хотела ответить, но язык не повиновался. Ее действительно трясло как в лихорадке.

— Ну-ка погоди. — Кузнецов нагнулся и извлек из-под сиденья початую бутылку водки, скрутил пробку. — Ну-ка глотни. Да пей, говорю, сразу полегчает!

Это был просто вселенский позор: водка, и какая — «брынцаловка», из горла, на темной пустынной дороге в компании полузнакомого полутрезвого дачного соседа! Но было уже не до приличий и церемоний. Катя глотнула послушно из горла. Захлебнулась, закашлялась. Водка огнем обожгла горло. Глаза защипало. Кузнецов деловито взболтнул жидкость в бутылке, словно это было пиво, и приложился со смаком сам. Потом завинтил пробку и вернул бутылку на место. Сел за руль.

— Ну? Легче? То-то, знай наших. Объяснишь ты мне, в конце концов, что ты тут делаешь?

Перед глазами Кати все поплыло. Испанское вино, легкий шум после него в мозгах, прилив решительности и сил, этот сумасшедший бег в ночи, фреска Сан Аполлинаре Нуово в альбоме, комментарии библейского псалма, Май-гора, руки Смирнова, судорожно царапающие землю, искаженное злобой лицо Хованской и тот таинственный потерянный ореховый прут, из-за которого все вдруг нарушилось и пошло прахом в том странном ритуале, спуск по склону — напролом через заросли и крапиву, ноющие ссадины, ушибы и синяки, предчувствие опасности, невидимой и жуткой, погоня по пятам, страх, тисками сдавливающий сердце, и тот грохот в небе, рев взлетающего самолета — все это Катя и помнила и не помнила. И даже эту вот горькую огненную водку на губах и слезы… жалкие соленые слезы, такие же жгучие и горькие, слезы растерянности, страха, полнейшего разочарования в слабых своих силах.

Впечатления этой ночи уже не вмещались ни в какие условности, запреты и табу. Катя не могла больше сдерживаться. Что она наговорила тогда Кузнецову? Понял он хоть что-то из ее слов? Впрочем, его понимание или его сочувствие в тот миг было для Кати не так уж и важно. Просто перед ней сидел обычный, нормальный человек, пусть и не совсем трезвый, как и она, но нормальный, который слушал ее, не перебивал и не задавал глупых вопросов. И потом, ведь Шурка Кузнецов был… «Он, кажется, не одобряет всего того, что так сближает нас», — всплыли в Катиной замутненной страхом памяти холодные слова Хованской. И воспоминание это тоже