Искатель, 1998 №5 - Даниэль Мусеевич Клугер

По бескрайней степи, от самого горизонта волной несся горячий ветер. Со склона холма мне было видно, как, клонясь под ветром, трава показывает изнанку листьев, и от этого вся степь голубела.

Подчиняясь движению ветра над степью, медленно парила большая птица с когтями на концах крыльев. Порой она складывала крылья и бомбой стремилась к земле, подхватывая выброшенных ветром насекомых.

Ветер взлетел на холм, в лицо пахнуло жаром.

Птица, заметив меня, испуганно взмыла к раскаленному небу.

Я закинул за плечо забарахлившую фотокамеру и решил, что лучше займусь ее починкой вечером, на биваке. Я ведь собирался провести здесь, в верхнем кайнозое, дней восемь. Спешить мне некуда.

Вопрос, который вы можете мне задать и ответ на который у меня готов, очевиден: почему я, совершив величайшее открытие в истории человечества, осуществив путешествие во времени, отправился в столь отдаленный период истории нашей планеты? Почему меня не заинтересовали битвы седой старины или эпоха великих географических открытий? Что потянуло в дикие времена, когда разум еще не осчастливил своим появлением эти края?

Отвечаю: меня терзала извечная загадка. Как, когда и почему возник человек?

Умоляю, не надо отсылать меня к пухлым трудам изможденных наукой старцев. У них на все найдется неубедительный ответ. Они знают все закономерности и последовательности. Позвольте же им не поверить.

А верил бы, никогда не стал бы тратить семнадцать лучших лет жизни на столь сомнительное и рискованное предприятие.

Но в тот момент все труды и сомнения были позади. Я у цели!

Я иду по широкой степи, ожидая встречи с нашим прошлым.

Но что это? Быть того не может!

…Вслед за полосой ветра ко мне приближался человек, такой маленький издали.

Он был одет странно, но просто. Сначала я увидел одежду, непривычный цвет и покрой. Только потом разглядел лицо. Лицо было тоже странным.

Оно было шире, чем у обыкновенного человека и цвет его был куда более, скажу, теплым. Такое впечатление, что вены проходили слишком близко к кожному покрову. Я попытаюсь описать цвет его глаз. Его глаза были темными, почти черными по краю радужного круга, светлели к центру, где находился маленький, как точка, совершенно черный зрачок.

Потом я взглянул на его руки.

Он раскрыл ладонь как бы приветствуя меня, и ладонь была испещрена морщинами и полосами как ладонь обезьяны, а большой палец куда больше чем у людей отстоял от четырех остальных. Мне даже показалось, что он не смог бы собрать все пальцы в щепоть.

Через плечо у этого существа висел темный мешок. Простой мешок, если не считать раструба сбоку.

— Здравствуйте! — крикнул он издали. — Как вы сюда попали?

Я подождал, пока он подойдет поближе. Снова поднялся ветер, он относил в сторону слова.

— По всему судя, вы не принадлежите нашему миру, — сказал я.

Он остановился неподалеку от меня, снял с плеча мешок и поставил его на траву.

— Естественно, — сказал он. — Я прилетел с другой звезды. А вы? Из будущего?

— Вы правы, — сказал я. — Я изобрел машину времени и потому очутился здесь. А что вас привело на нашу планету?

Следует заметить, что я, зная в принципе о том, что во Вселенной может находиться множество обитаемых миров, в глубине души никогда этому не верил. Уж слишком много случайностей должно было произойти, уж слишком много объективных факторов должно соединиться, чтобы возник редкий, хрупкий и, в общем невероятный в космосе феномен — разумная жизнь.

Но это существо не было плодом моего воображения. В глазах его, выразительных и чужих, светился ум. Холодный и расчетливый.

— Я сожалею, что вы изобрели машину времени, — сказал он.

— И сожалею, что встретили меня.

— Почему? — я сразу встревожился. Я понял, что он не шутит. Он искренне сожалеет.

— Я намерен, — сказал он, — изменить будущее этой планеты. И сделаю это. Никто бы не заподозрил, если бы не ваше прискорбное изобретение.

— Говорите яснее, — сказал я. — Как вы можете изменить будущее, если оно уже свершилось, чему я — доказательство?

— Это выше вашего понимания.

— Вы забываете, что я изобрел машину времени. Следовательно, я не только образован и умен, но и обладаю воображением.

— Мне это ясно, — ответил пришелец. — Иначе бы я не стал с вами разговаривать. Но дело в том, что я намерен изменить ход вашей эволюции. Вы присаживайтесь, здесь сухо.

Мы сели рядом на вершине холма. Со стороны могло бы показаться, что мы — близкие друзья. В самом деле я понимал, что вижу перед собой злейшего врага человечества.

— В этом мешке, — сказал пришелец, — семена растений, присущих нашей флоре. Я намерен рассеять их по этому району вашей планеты. Мои спутники сделают то же самое в других областях ее.

— Зачем?

— Чтобы вытеснить вашу флору.

— Но зачем же?

Пришелец поглядел на меня сверху. Даже сидя, он на голову возвышался надо мной.

— Затем, — сказал он, — чтобы спасти наш род, наше племя.

— Выражайтесь яснее, — попросил я. — Мне непонятно, зачем для спасения своего племени прилетать к нам?

— Я буду искренен с вами, хотя моя искренность вам будет неприятна. Приготовьтесь к худшему.

— Вы говорите как хирург в больнице о неудавшейся операции, — постарался улыбнуться я. Хотя улыбаться мне не хотелось.

— Удача или неудача операции зависит от точки зрения, — ответил пришелец. — Но моя цель заключается в том, чтобы пациент умер, не родившись, и потому не догадавшись, что он умирает.

— Не говорите загадками, — попросил я. Мой собеседник был мне неприятен. Груда мяса, волосы, торчащие из щек и даже из ушей, вывернутые ноздри… Господи, и ведь есть на свете какая-то самка, которая полагает его красивым и называет «моя птичка!»

— Я и не собирался говорить загадками. Мы хотим исправить историческую ошибку. Наша цивилизация, мудрая и древняя, вынуждена дорого платить за ошибки молодости и увлечения зрелости. Иными словами, наша история — это цепь трагических ошибок, что свойственно, впрочем, любой другой цивилизации.

Наши леса сведены, почвы истощены, водоемы безнадежно отравлены. Мы вынуждены существовать в искусственной, химической сфере, мы лишены нормального воздуха и даже нормальных пейзажей. Есть опасность вырождения и окончательной гибели…

— Да, — вздохнул я, — подобные проблемы свойственны и для нас. Мы тоже натворили, простите…

— Теперь уже не натворите, — усмехнулся мой собеседник, раздвинув в усмешке тонкие губы. — Мы позаботимся.

— А что? Что вы намерены сделать? — страшное, неясное еще подозрение когтями схватило меня за грудь.

— Мы намерены исправить наши ошибки. Но, как вы понимаете, это невозможно сделать, не принеся ничего в жертву. Мы намерены