Монстр внутри - Оливия Нортвуд

Она не вызывала полицию или «Скорую», не обработала ему раны, не выгнала Чеда из дома, но пригрозила, что заявит на него, если это повторится. Она уволилась с работы, стала больше пить. Вскоре Чед просто исчез из их жизни. О нём напоминали только вещи, пожелтевшие синяки, незатянувшиеся раны на спине и бёдрах и временами кровоточащие десны.

Через пару недель на пороге их дома возникла Сара Говард.

Думая о Чеде, мальчишка не мог допустить, чтобы его сестру отправили в приёмную семью. Вдруг кто-нибудь обойдётся с ней так же, как с ним когда-то поступили мать и Чед? Он бы никогда себе этого не простил.

Поэтому, когда в приют пришла очередная пара с ищущими глазами, он всеми силами пытался спрятать от них сестру. Вот только их не интересовали пятилетние девчонки. Он подслушал разговор между воспитателями, притаившись за углом, пока те курили на заднем дворе, и узнал, что у мистера и миссис Йоргенсон несколько лет назад умер ребёнок. Светловолосый тринадцатилетний мальчик. Миссис Йоргенсон закрыла лицо руками и расплакалась, когда увидела его.

Уже через несколько дней ему велели собрать вещи и отвезли в дом возможных приёмных родителей, чтобы они могли познакомиться с ним и решить, смогут ли забрать его.

В машине он вёл себя тихо, старался контролировать эмоции, не кричал и не отбивался, когда его сажали в минивэн, принадлежащий приюту, но слёзы катились из глаз против его воли, мальчишка ничего не мог с этим сделать.

– Перестань, парень. Может, тебе удастся уговорить их взять и твою сестрёнку. – Воспитатель, которому поручили отвезти его, улыбнулся в зеркало заднего вида.

Он прожил в семье Йоргенсонов ровно месяц, до тех пор, пока они могли его выносить.

Поначалу мальчик пытался мягко намекнуть, что в приюте у него осталась сестра. Он говорил, как скучает по ней и она не справится без него. Она слишком маленькая, слишком наивная, слишком его, чтобы позволить ей остаться в приюте. Затем он стал давить на их совесть: «Нельзя разлучать брата и сестру, вы разве не знаете?» Но они отвечали, что пока готовы взять только одного ребёнка.

Мальчик понимал, что они искали замену своему погибшему сыну, им не нужна была дочь. Затем он стал умолять их, обещал, что будет кем угодно, что они могут называть его Хенриком, а взамен просил только об одном – забрать его сестру из приюта.

Когда он понял, что на них не действует ни один из способов, то решил поступать иначе.

На День Благодарения к ним в гости приехала сестра миссис Йоргенсон – красивая, розовощёкая высокая блондинка с пухлым малышом на руках, навскидку ему было два или три года. Малыш Магнус был хорошеньким и всюду следовал за ним, пока женщины готовили на кухне, а мистер Йоргенсон прибирался в гараже, дети без толку болтались по двору. Мальчик приставал к нему, просился на руки и в конце концов так достал его, что он толкнул малыша в грудь. Тот упал на спину, ударившись головой о деревянное ограждение для клумбы, и завопил. На крики выбежала обеспокоенная мать Магнуса. Она бросила на землю полотенце, которым вытирала руки, и бросилась к сыну.

Когда трое взрослых потребовали у него объяснения, мальчик соврал, что ребёнок упал сам. Женщины увели Магнуса в дом. Сестра миссис Йоргенсон – Юсефине – расстегнула рубашку и вытащила тяжёлую грудь с крупным розовым соском. Магнус схватил сосок губами и прильнул к материнской груди, ища успокоения. Миссис Йоргенсон завернула несколько кубиков льда в полотенце и приложила к затылку племянника.

А мальчишка смотрел на них и думал о том, какое на вкус грудное молоко. Кормила ли его мать? Он не помнил этого, ему хотелось сбросить Магнуса с коленей Юсефине и жадно впиться в её грудь своим ртом.

После ужина в честь Дня Благодарения, лежа в кровати в комнате Хенрика, провонявшей смертью и лекарствами, мальчик услышал разговор между мужем и женой.

Мистер Йоргенсон рассказал жене о том, что на самом деле случилось во дворе. Он всё видел. И предал его. Миссис Йоргенсон сказала, что это ужасно и ей кажется, будто она не справляется, но готова дать мальчику ещё один шанс.

Он улыбнулся, у него был запасной план.

Золотистый ретривер, добродушный придурок по кличке Брэнди, был собакой Хенрика. Мальчишка видел, как сильно хозяева привязаны к питомцу: миссис Йоргенсон ежедневно брала его с собой на утреннюю пробежку, вычёсывала блестящую шерсть и угощала лакомствами. Он лизал ей руки и лицо.

– Ко мне! – скомандовал мальчик, сидя на крыльце под утро, пока хозяева дома ещё спали. Пёс схватил зубами мяч и бросился к мальчишке, так похожему на его Хенрика, но пахнувшему совсем иначе. – Умница, – шепнул он, когда Брэнди выплюнул ему в ладонь склизкий мячик. – Неси, – потребовал он и зашвырнул мяч в кусты.

Пёс озадачился. Он искал мячик среди низкорослого кустарника, отпрыгивая каждый раз, когда натыкался на шипы. Воспользовавшись тем, что собака увлечена игрой и пытается добыть мяч, мальчик поднялся на ноги и пошёл за ним следом. Он достал из кармана складной нож фирмы «Смит и Вессон», который украл у Шона до отъезда с фермы Мак-Кидд, и выдвинул лезвие. Схватив пса за загривок, он слегка потрепал его по шерсти.

– Умница, – прошептал он и быстрым движением всадил нож ему в горло.

Оставив собаку на заднем дворе истекать кровью, мальчишка вернулся в спальню. Лёг на кровать и заснул. А проснулся уже через пару часов от воплей миссис Йоргенсон.

– Это он! Это он сделал! Вышвырни его из нашего дома, Исаак! – кричала она.

Он откинул одеяло, поднялся с постели и подошёл к эркерному окну. Сдвинув в сторону тюль, мальчишка взглянул в окно. Миссис Йоргенсон сидела на коленях над трупом собаки и рыдала, схватившись за голову.

Внезапно её тело перестало сотрясаться, она обернулась и взглянула в окно второго этажа. Её взгляд впился в него.

Мальчишка улыбнулся, и тогда Эмма подорвалась с места и бросилась к дому. Он сообразил, что она бежит к нему, подошёл к двери и запер её, для надёжности повиснув на ручке.

Она плакала и ломилась в комнату своего погибшего сына, где, по словам Эммы, поселилось чудовище. Она называла его чудовищем, монстром, ублюдком, но ему было плевать. Плевать на её чувства, на её горе, на Хенрика, которого он должен был заменить. Эмма скулила