Исправительный дом - Никки Френч

с его земли. И тут подъезжает его жена, паркуется и спрашивает, что происходит. Я повторяю ей, что я, мол, репортер и что приехала за материалом для статьи об убийстве. Она посмотрела на своего мужа так, словно он был во всем виноват, а потом ткнула в меня пальцем и заявила, что я нарушаю границы частной собственности.

– И ты уехала?

– Ну разумеется. Хотя дорогу перегородил самосвал, и пришлось проторчать там еще какое-то время, а эти двое всё смотрели на меня.

– Спасибо за попытку.

– А ты не хочешь спросить, куда я потом поехала?

– Куда? Домой?

– Нет, в твою деревню.

– В Окхэм?

– Я оставила машину у отеля и немного побродила вокруг. Потом зашла в ваш магазин и сказала хозяйке, что я репортер из «Экуайера». Та оказалась гораздо приятнее твоего фермера.

– Что есть, то есть.

– Она сказала мне, что вся деревня была в шоке.

Микаэла повела бровью.

– Затем та женщина добавила, что в тебе всегда чувствовалось что-то подозрительное. И еще она попросила, чтобы я не указывала ее имени.

– Вот как. Подозрительное.

– Кажется, она именно так выразилась. Скорее всего, она имела в виду хитрость.

– Ну все правильно! – сказала Табита, размышляя, какой лучше казаться – подозрительной или хитрой.

– Еще она сказала, что ты мало участвовала в жизни сельской общины. И вдобавок носила мужскую одежду – и это, как ни крути, сущая правда.

Микаэла вдруг широко улыбнулась, обнажив сломанный зуб.

– Кроме того, ты была не очень разговорчивой. Занималась ремонтом дома и ходила купаться в такую погоду, когда никто в здравом уме даже близко бы к воде не подошел. А еще мрачно ходила по деревне, закутавшись в какую-то черную хламиду.

– Понятно. Я им не нравилась.

– Ну, не знаю. Они там все дико переполошились из-за произошедшего. Я спросила ее, есть ли кто-нибудь, считающий тебя невиновной.

– И что?

– Она вздохнула и сказала, что расследование было проведено очень тщательно и, как это ни прискорбно, твоя вина не вызывает особых сомнений. Затем она сама спросила меня, знаю ли я, что было между тобой и тем мужчиной, которого ты убила. «Нет, – говорю я ей, – у меня только общая информация». Тогда она перегнулась через прилавок и сказала тихо так…

В поведении и речи Микаэлы чувствовались легкость и непосредственность, которые были для Табиты в новинку. «Вот что значит быть на свободе!» – подумала она, и ее скрутило от внутренней боли.

– Так что же она сказала?

– Типа того, что никогда нельзя знать, что творится в чужих домах за закрытыми дверями, скелеты в шкафу и все такое… А потом в магазин зашла викарий, и продавщица представила ей меня как репортера. Та заметила, что в Окхэме никто не будет говорить со мной на такую больную тему. И еще добавила, что посещала тебя в заключении с пастырским напутствием и хочет, чтобы все знали об этом. Она не может открыть, о чем вы говорили, но считает, что ее визит пошел тебе на пользу. Что, на самом деле пошел?

– Сама-то как думаешь?

– А, понятно… Обе так улыбались мне, что едва челюсти не треснули. Все время повторяли, что они очень сожалеют, и улыбались. Спросили, когда выйдет моя статья. Я сказала, что не знаю. А потом отправилась к твоему дому.

– Зачем?

– Проделать такую работу и не увидеть места преступления? Викарий и продавщица рассказали мне, как пройти туда. Выглядит красиво, но не похоже на жилое строение. Там был какой-то мужчина, который красил крыльцо.

– Энди.

– Я назвалась репортером, но он ответил, что ему нечего мне сказать. Он был довольно вежлив со мной, так что я не в обиде.

– Да, Энди такой.

– В общем-то, вот и все.

– Спасибо тебе, Микаэла, – произнесла Табита. – Я тебе очень признательна.

Так оно и было, хотя, говоря по правде, она не узнала ничего нового. Но тут ей пришла в голову одна мысль.

– Слушай, а зачем к Робу приезжал самосвал? И еще ты сказала, что видела там какую-то технику.

– Там, похоже, строительная площадка. Довольно большая.

– И что же строится?

– Наверное, дома. Во всяком случае, именно так мне показалось.

– Ясно.

Она вспомнила слова Терри о том, что Роб подавал заявку на разрешение строительства нескольких туристических домов, чтобы обеспечить свою старость. Но дело приостановили, поскольку поступила жалоба.

От Стюарта.

Глава 41

Водитель автобуса Сэм Макбрайд внешностью больше походил на заключенного, чем многие здешние сидельцы. Он был худ, кожа его имела нездоровый оттенок – как показалось Табите, из-за постоянного пребывания в закрытом помещении, – а свои песочного цвета волосы убирал в пучок. На плечах его была военная куртка. Когда Сэм снял ее и повесил на спинку стула, Табита увидела, что руки его густо покрыты татуировками. Своими повадками и бегающими влево-вправо карими глазами Сэм напоминал лиса, быстрого и бдительного.

– Спасибо, что пришли, – вежливо сказала Табита.

– Да что уж, – произнес водитель неожиданно низким голосом. – Понять не могу, какая вам от меня польза?

– Ну, мало ли какая. Я просмотрела запись видеонаблюдения и обратила внимание на то, что в то утро мы с вами одновременно находились в помещении магазина. Вы покупали сигареты, а я стояла за вами в очереди.

– В пижаме, – едва заметно улыбнувшись, добавил Сэм.

– Да, точно. Хотела бы спросить, не помните ли вы некоторые моменты?

– Какие именно?

– Говорила ли я тогда что-нибудь?

– А что, вы сами не помните?

– Мужчина, который стоял рядом со мной, утверждает, что я сказала что-то оскорбительное в адрес Стюарта.

– Не припоминаю.

– Но вы могли меня слышать?

Взгляд Сэма на секунду задержался на ее лице:

– Вообще не помню.

– Не помните, что именно я произнесла, или в принципе ничего не помните?

Сэм выглядел озадаченным.

– Ну, если бы вы кричали или злились, то я бы точно запомнил.

Табита вздохнула.

– Так, хорошо. А Роб Кумбе – так зовут того человека – говорил что-то? На видеозаписи он выглядит довольно сердитым. Я хочу знать, что его так разозлило. – Табита снова вздохнула. – В частности, мне нужно выяснить, злился ли он на Стюарта, – добавила она.

– Понятно, – медленно произнес водитель. – Вот что вы хотите знать…

– Я хочу знать правду.

– Вы хотите, чтобы это было правдой.

Табита улыбнулась, хотя чувствовала себя обескураженной словами Сэма.

– Да. Против меня воздвигнута целая стена улик. И мне надо вытащить из нее несколько кирпичиков. Или хотя бы расшатать их.

– Я хотел бы помочь вам больше, – сказал Сэм, и, судя по всему, искренне. – Но обычно я захожу в