Искатель, 1996 №4 - Юрий Дмитриевич Маслов

— Женского пола?

— Совершенно не обязательно, — хмыкнул Редькин. — Может быть, пока по рюмочке коньяка?

— Не откажусь.

Редькин кивнул и полез в шкафчик за бутылкой.

— За что? — спросил он, наполнив рюмки.

— За нас с вами! Чтобы мы сработались!

— Сработаемся!

Донецкая взяла рюмку, задела локтем вазу с конфетами и залила коньяком платье.

— Ой! — вскрикнула она. — Ради Бога извините!

— Не беспокойтесь, я сейчас вытру, — улыбнулся Редькин. — А вот ваше платье…

— У меня платок в сумочке остался… Разрешите?

— Пожалуйста.

Донецкая выскочила в кабинет, достала из сумочки плоскую коробочку с пластилином, взяла связку ключей, которую беспечный хозяин оставил на столе, и, выделив два — от сейфа и кабинета, — мгновенно сделала двухсторонние оттиски. Затем вытащила булавку-передатчик и ловко всадила за подкладку пиджака Редькина.

— Нет, это бесполезно, — пробормотала Донецкая, усаживаясь в кресло. — И главное — на самом интересном месте.

— Что? — не понял Редькин.

— Пятно! — Донецкая провела ладонью по низу живота и залилась пунцовой краской. — Ваша секретарша может подумать, что мы с вами занимались черт знает чем!

Редькин зычно расхохотался.

— Я ее сейчас домой отправлю.

— Не надо! — вскочила Донецкая. — Тогда она подумает, что мы только собираемся этим заняться.

— А вы против?

— Алексей Васильевич, не летайте самолетами Аэрофлота — они часто бьются.

— Советуете поездом?

— Да. Тише едешь — дальше будешь!

— Хороший совет, — кивнул Редькин. — Мне скоро предстоит поездка в Грозный… Я закажу отдельное купе…

— Два! — отрезала Донецкая.

— Это почему же?

— Потому что нельзя компрометировать женщину, с которой работаешь.

Редькин даже засопел от удовольствия, подумал: «Она — баба без предрассудков. Мне, пожалуй, такие и не попадались… Даже проститутка, прежде чем снять трусики, будет час выламываться и набивать себе цену».

— Маргарита Васильевна, вы действительно мастер давать дельные советы. За вас! — Он выпил и выразительно щелкнул пальцами. — А за платье не волнуйтесь: через пятнадцать минут высохнет.

— Я тоже так думаю, — улыбнулась Донецкая. — Прилипает только грязь.

После разговора с Кудимовой Краковская крепко задумалась. Информация, которая свалилась ей на голову, была настолько неожиданна, страшна и нелепа, что она почувствовала себя мышью, застигнутой врасплох проголодавшимся удавом.

В квартире стояла тишина, и от этой звенящей тишины гулко и обеспокоенно стучало сердце. Краковская прошла на кухню, выпила рюмку коньяка и забилась в угол дивана, пытаясь сосредоточиться, собрать в кулак прожитые годы и разобраться — с чего все началось?

В памяти всплыла довольная, с прямым крупным носом и твердо сжатыми губами улыбающаяся физиономия Редькина.

— Имя? — спросил он резко.

— Людмила.

— Хорошее имя… Люда… Мила… Скажи мне, Милочка, какого черта ты спишь с иностранцами? У них что, вместо члена царь-пушка?

— Они умеют быть благодарными… Умеют обращаться с женщинами, — добавила Краковская, очевидно, посчитав свое первое объяснение недостаточно убедительным.

— А мы, значит, не умеем? — строго спросил Редькин.

Краковская промолчала. Редькин встал и, закрыв дверь кабинета на ключ, тоном, не терпящим возражений, приказал ей раздеться. Краковская подчинилась и, нутром чувствуя, что это ее последняя возможность остаться на плаву, сделала все, чтобы понравиться грозному начальнику…

И не промахнулась — Редькин остался доволен. Сел в кресло и спросил, добродушно посмеиваясь:

— Я не хуже… англичанина, из номера которого тебя вытащили?

— Я же вам сказала: они умеют быть благодарными.

— А мы, по-твоему, скряги, да? — Редькин вытащил из среднего ящика стола двойной лист бумаги, заполнил пустующие графы и легким щелчком пальца отправил его на край стола.

— Подпиши.

Краковская испуганно прижала руки к груди.

— Что это?

— Твое согласие сотрудничать с нами.

— А что я должна для этого делать?

— Спать с англичанами, датчанами и прочими там разными шведами и докладывать нам, что они поделывают в нашей стране.

— И все?

— А тебе этого мало?

— И приставать ко мне никто не будет?

— Ни одна сволочь.

Краковская подошла к столу и, даже не прочитав бумагу, расписалась.

— Что теперь?

— Иди домой и отдыхай. Когда потребуешься, позвоню.

— Я в общежитии живу.

— Не переживай. Будешь хорошо работать, комнату дадим.

Да, с этого момента она стала жить двойной жизнью — спала с теми, с кем приказывали, ездила с «партнерами» по Союзу, а потом строчила обстоятельные докладные записки…

Вскоре она получила комнату, а затем, работая уже в театре, — квартиру. Ее передали КГБ, который представлял симпатичный подполковник Кретов. Сам он к ней никогда не приставал, но клиентов поставлял регулярно. И способом довольно оригинальным.

— Люда, — говорил он. — Твоя квартира — гостиница. Закрытого, так сказать, типа. В ней дней десять поживет один веселый американец, любит выпить, подурачиться… Обслужи его на высшем уровне. Но запомни: на это время ты не хозяйка квартиры — экономка, при ходящая домработница.

— А где же я сама буду жить?

— За тобой забронирован номер в гостинице «Советская», но если американец пожелает, чтобы ты ночевала здесь, не возражай. Все поняла?

Краковская давно уже все поняла. Ей нравилось, более того, доставляло удовольствие менять клиентов. Они дарили ей подарки, вносили в ее жизнь разнообразие, причем, каждый на свой лад — театры, музеи, ипподром… Один из них, некий Фрэнк Чалмерс, пытался даже завербовать.

— Люси, — сказал он однажды, — я знаю, что ты работаешь на КГБ, но ничего страшного, если будешь выполнять и мои поручения… — И сунул ей в сумочку пятьсот долларов.

— Что вы хотите? — спросила Краковская в полной растерянности.

— Чтобы ты пригласила сюда поужинать со мной Вася Пузырев.

Краковская, обмозговав предложение, написала на имя подполковника Кретова докладную записку. И сообщила об этом Редькину, с которым продолжала сотрудничать и поддерживала более чем дружеские отношения.

Это произошло в мае девяносто первого года. А в декабре, после заседания большой тройки в Беловежской Пуще — Ельцин, Кравчук, Шушкевич, — случилось непоправимое: развалился словно карточный домик Союз Советских Социалистических Республик. И канули в неизвестность и Редькин, и Кретов, и Пузырев, и их неугомонная, любознательная клиентура. Спектакль закончился — занавес закрыли. Но ненадолго. В девяносто четвертом объявился Редькин, а вслед за ним — Пузырев, и затеяли вокруг нее, вернее, вокруг ее квартиры — это она сообразила только после разговора с Кудимовой — веселенький хоровод, в результате которого испарился Глазов, успевший подарить ей квартиру в Коломенском, и… Вторую глупость она совершила сама — отдала документы Редькину, удостоверяющие, что квартира принадлежит ей. Зачем они ему потребовались? И зачем это ей выходить замуж за какого-то там американца и продавать свою квартиру на Тверской? Зачем?

Краковская прошла в комнату и позвонила в международное брачное агентство «Интерсваха».

— Будьте любезны, Беляеву.

— Я вас слушаю.