Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

— Если не считать смерти Михаэля, — хмуро вставил Гофман.

— Да, верно, — Розовски растерянно потер переносицу. — Кажется, я иной раз становлюсь бестактным. Извини, Дуду, я не подумал.

Гофман молча махнул рукой.

— Итак, — Розовски возбужденно потер руки. — Начнем по порядку. Как ты знаешь, я отнесся к твоим подозрениям достаточно скептически. И черта с два ты убедил бы меня. Но кое-что в этой истории говорило о ее подлинности. Например, тот факт, что из трех раввинов умерли два, а третий — вернее, первый, Ицхак Лев Царфати — не умер. Почему? Высосанная из пальца и облеченная в форму легенды история присоединила бы его к остальным. Значит, здесь в основе лежало подлинное событие. Второй факт — смерть немецкого теософа. Тут тоже чувствовался дух подлинности… или тень подлинности. Детали, названия. Точная дата смерти. Да и времена были другие, не так легко было, я думаю, убедить тогдашнюю баварскую полицию в мистическом характере смерти богатого аристократа. И наконец, — Розовски нахмурился, — смерть молодого парня в твоем кабинете. Мгновенная остановка сердца, безо всяких признаков надвигающегося приступа. Что тоже наводило на размышления. При этом выясняется, что сама книга — подделка! Вернее — копия. — Розовски замолчал, прошелся по комнате, остановился у тумбочки с телефоном и сказал, указывая пальцем на старенький аппарат: — Вот. Я получил сообщение, натолкнувшее меня на верные рассуждения.

— Откуда? — настороженно спросил Гофман.

— Из Цфата. Да нет, ты не понял, — Натаниэль засмеялся. — Я же тебе говорил, что мама сейчас отдыхает у родственников в Цфате. Звонит каждый день и делится новостями. Слава Богу, что не успела позвонить, пока я тут валялся вечером… Ну так вот, она позвонила весьма взволнованная и сказала, что у сына соседки только что случился эпилептический припадок, хотя никто не подозревал у него эту болезнь. Он крутил юлу — большую, ярко раскрашенную. Раскрутил ее посильнее и уставился на вращающиеся круги. И вдруг — его начали бить судороги… Честно говоря, я не очень вслушиваюсь в мамины истории, да и на этот раз слушал вполуха. Только и подумал, что по этому принципу устроен тест для выявления скрытой эпилепсии… Нет, это тоже рассказала мама… Ну, неважно. Человек смотрит на вращающиеся разноцветные диски. Сочетание красок и скорость вращения вызывают неожиданную реакцию. И уже после того, как положил трубку, вспомнил о том, что в книге Давида Сеньора — «Сефер ха-Цваим» — слова окрашены в разные цвета. Отсюда и начались мои рассуждения. Так что — приношу свои извинения. Ты был прав, это преступление, причем уникальное преступление, — сказал сыщик. — И, конечно, во всем этом нет никакой мистики… Помнишь, в жизнеописании Давида Сеньора нас с тобой удивили слова о том, что он «смешивал краски»? Мы с тобой решили, что Сеньор был художником, и очень тому удивились, не так ли? Но он не рисовал никаких изображений. Он исследовал цветовые сочетания, связь цветов с окружающим миром, цвета сфирот[4] и прочего.

— «Сефер ха-Цваим», «Цветная книга»…

— «Книга красок», — поправил его Натаниэль. — Вот именно. Для чего ему все это было нужно, как ты думаешь?

— Откуда я могу знать…

Маркин, со всевозраставшим недоумением слушавший этот разговор, наконец не выдержал:

— Прости, Натан, могу я узнать, о чем вообще идет речь?

Натаниэль Розовски глубоко вздохнул.

— Да, лектор из меня никакой, — виновато сказал он. — Всегда начинаю с середины… Когда я долго о чем-то думаю, у меня появляется чувство, что все окружающие уже знают, в чем дело… Видишь ли, Алекс, Давид столкнулся с одной загадочной историей и попросил меня помочь с ней разобраться. — Он вкратце пересказал помощнику, о чем идет речь. Нельзя сказать, чтобы Алексу стало понятнее, но он молча кивнул. Розовски продолжил свой рассказ:

— Итак: что происходило в Цфате? После того, как раввины Леви Бен-Ари, Ицхак Лев Царфати и Шимон Бар-Коэн единогласно осудили Давида Сеньора как лже-мессию и последователя лже-мессии Шабтая Цви, Давид решил отомстить им. Он давно занимался воздействием сочетания различных цветов на психику человека…

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что Давид Сеньор тщательнейшим образом изучал законы, позволяющие воздействовать на подсознание человека с помощью продуманной системы цветовых пятен. — Розовски подошел к столу и взял в руки таинственную книгу. — Собственно, нам все это тоже известно, и довольно давно. Знаешь, хрестоматийные истории с двадцать пятым кадром в кинофильме, которого мы не замечаем сознательно, но в подсознании фиксируем, так что при определенной последовательности можно вызвать заранее запланированную реакцию человека.

— А что это за двадцать пятый кадр? — спросил Алекс.

— Старая история, — сказал Давид Гофман. — Как известно, скорость движения ленты в киноаппарате — двадцать четыре кадра в секунду. При этой скорости глаз человека не фиксирует отдельных кадров, и возникает иллюзия движения. Если в обычный фильм после каждых двадцати четырех кадров вклеить еще один — двадцать пятый — с изображением, например, айсберга, то люди, ничего не заметив, после киносеанса побегут пить горячий чай, чтобы согреться. Хотя в действительности дело может происходить жарким летом. Просто их подсознание зафиксировало образ ледяной глыбы. Понятно?

— Понятно.

— На этом строились попытки воздействовать на подсознание человека, минуя фильтры, установленные сознанием. Потом появились куда более тонкие разработки: все эти нашумевшие истории с зомбированием, кодированием подсознания и так далее. Но в основе лежало все то же — двадцать пятый кадр киноленты.

— В самую точку! — воскликнул Натаниэль. — Это и была практическая каббала Давида Сеньора. Он ровно год писал эту книгу. Ее текст вполне бессмыслен. Но все эти цвета, в которые окрашены различные слова… эти слова, вернее, эти цвета — имеют глубочайший смысл. Обрати внимание — он тщательнейшим образом раскрасил только некоторые слова в своей книге. Их сочетание вызывает у человека, который прочитает всю книгу, внезапную остановку сердца. Говоря современным языком, Давид Сеньор с помощью этой книги программировал подсознание своих читателей на смерть. И чем бессмысленнее текст, тем прочнее оседали в подсознании сочетания и комбинации цветовых пятен из этой книги… Именно так Давид Сеньор фактически убил людей, которых считал своими врагами и потому смертельно ненавидел, — цфатских раввинов Леви Бен-Ари и Шимона Бар-Коэна. Дочитав присланную Сеньором книгу, сначала Бен-Ари, а потом Бар-Коэн скончались…

— Очень красиво, — сказал после паузы профессор Гофман. — Но бездоказательно. Столь же бездоказательно, как и история с магическим проклятием. И кроме того, существуют по меньшей мере два человека, прочитавших эту книгу и оставшихся в живых. Во-первых, цфатский раввин Ицхак Лев Царфати. А во-вторых, — он перевел взгляд на лаборанта, — присутствующий здесь Габи Гольдберг.

Габи сидел, неестественно