Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18" - Дуглас Престон

А когда пирог открыли,

Птицы громко запели,

Разве это не прекрасное блюдо,

Достойное королевского стола?

Большая голова Джоба ритмично покачивалась в такт её словам, а с его губ срывался протяжный звук «ооооооооо».

— Господи Боже мой! — воскликнул шериф. — Этот урод подпевает безумной матери. Нет, я даже смотреть на это спокойно не могу!

Уинифред закончила этот стишок, а потом медленно перевернула страницу. Джоб просиял и громко засмеялся.

Вот тебе прекрасное яблочко,

Свари его в кастрюле,

Посыпь его сахаром,

Помажь его маслом

И съешь, пока оно горячее.

Хейзен повернулся и взял Пендергаста за руку.

— Я подожду вас в приёмном покое.

Пендергаст не ответил на рукопожатие и даже не заметил его. Он заворожённо смотрел на эту сцену, пытаясь понять, что происходит в головах этих несчастных людей.

— Джоби, взгляни на эту чудесную картинку, — ворковала Уинифред. — Видишь?

Пендергаст поднялся на цыпочки и заглянул в книгу, старую, рваную, с пожелтевшими страницами, но с отчётливо различимой картинкой. Мгновенно узнав её, Пендергаст, как от удара, отшатнулся назад.

Джоб радостно задёргался всем телом, закивал и громко протянул:

— Ооооооо!

Мать улыбнулась и перевернула страницу. В динамике послышался её сухой голос:

Из чего сделаны маленькие мальчики?

Из чего сделаны маленькие мальчики?

Из змей, улиток и собачьих хвостов,

Вот из чего сделаны маленькие мальчики…

Но Пендергаст уже не слышал этого стихотворения. Студенты и врачи-психиатры не заметили высокого худого человека в чёрном костюме, который молча повернулся и выскользнул за дверь. Слишком увлечённые своими наблюдениями, они ещё долго рассуждали о том, в каком разделе учебника психиатрии будет помещён этот уникальный случай и будет ли вообще удостоен такого внимания.

Огонь и сера

Дуглас Престон посвящает эту книгу Даве и дедушке

Линкольн Чайлд посвящает эту книгу дочери Веронике

Глава 1

Подъехав к поместью Гроува на белом «форд-эскорте», Агнес Торрес выбралась из машины в прохладу утра и услышала, как из-за высокой живой изгороди долетают шум океана и соленое дыхание волн.

Заперев машину и проверив замок — ибо пренебрегать осторожностью не стоило даже здесь, — Агнес подошла к массивным воротам. Выбрав из увесистой связки нужный ключ, она вставила его в замочную скважину, и створки из листового железа плавно открылись. За ними до самых дюн песчаного пляжа зеленело триста ярдов лужайки.

На панели с внутренней стороны замигал красный светодиод: система давала всего тридцать секунд, и Агнес поторопилась войти. Как-то раз, переволновавшись и промешкав, она не успела ввести код, и тогда рев сигнализации перебудил полгородка. Примчались аж три патрульные машины и злой как черт мистер Джереми.

Агнес нажала последнюю кнопку, лампочка на панели загорелась зеленым, и домработница облегченно вздохнула. Закрыв ворота и быстро перекрестившись, она ступила на выложенную плитами извилистую тропинку, ведущую к дому. Пухлая, с короткими ногами Агнес, вооружившись четками, очень медленно пошла по дорожке, бормоча «Отче наш», «Аве Мария» и «Славься». Прочитав молитвы по десять раз, она снова перекрестилась. Еще бы, ведь это жилище Гроува.

А дом-то — не дом, а великанище! Щурит желтый глаз-окошко, почитай, что облизывается. В сером небе над ним кружат чайки, неймется крикуньям.

Агнес остановилась. Странно, раньше на чердаке свет не включали. И что бы мистеру Джереми делать там в семь часов? Спал бы себе до полудня, как всегда. Так и Агнес сподручнее. Бывает, хозяин, ходит за ней и бросает окурки — будто нарочно в местах, где она только-только прошлась шваброй. Стоит ей прибраться на кухне, в раковине сразу же вырастают горы немытой посуды. К тому же Гроув постоянно ругается, даже оставаясь наедине с собой. Облив кого-нибудь грязью, ему обязательно надо рассмеяться, и его хохот режет слух, как тупой ржавый нож. Иногда этот человек, пропахший сигаретами и бренди, принимает у себя содомитов. Однажды владельцу поместья вздумалось заговорить с Агнес по-испански, но та быстро поставила его на место. Вот еще, ее английский и без того хорош, а по-испански с ней говорят только в семье.

Впрочем, за десять лет Агнес успела поработать во многих домах, и мистер Джереми обращался с ней нисколько не хуже прежних хозяев: платил достойно и вовремя, сверхурочно задерживаться не просил, графика не менял и ни разу не обвинил в воровстве. Случилось как-то Гроуву богохульствовать, но Агнес отчитала его, и владелец дома вполне даже вежливо извинился.

Агнес вторым ключом открыла заднюю дверь и вступила в противоборство с панелью внутренней сигнализации.

В окно было видно, как бушующие волны устилают берег ковром из водорослей. В угрюмой серости дома ощущался подозрительный жар. И еще запах — словно кто-то забыл в духовке подгоревшее мясо. Проковыляв на кухню, Агнес застала там обычный бардак: немытая посуда с остатками жареной рыбы, батарея пустых винных бутылок и размазанный по ковру сыр. Последний праздник — День труда — прошел месяц назад, но в этом доме гулянка продлится как минимум до ноября.

Агнес прошла в зал. Да, пахло горелым мясом, однако поверх этого душка накладывался еще один — запах горелых спичек, который шел сверху.

Ощущая смутную тревогу, домработница поднялась на второй этаж. Прокравшись мимо кабинета и спальни Гроува, она заковыляла дальше. Следующий пролет вывел ее к двери на третий этаж. Вонь усилилась, да и сгустившийся воздух как будто стал горячее.

Подобрав ключ, Агнес открыла дверь.

«Матерь Божья!» Дышать здесь было почти нечем. Щадя артритные ноги, Агнес по одной преодолела крутые недоделанные ступеньки и задержалась на самом верху — перевести дух.

На пыльном чердаке обрастали паутиной забытые игровая и с полдесятка детских комнат. Здесь хозяин складывал мебель и коробки с кошмарной современной живописью.

В конце невообразимо длинного коридора, под дверью, Агнес увидела полоску желтого света. Сжимая в руках четки и стараясь унять бешено стучащее сердце, домработница подошла к той самой комнате, из которой исходил смрад.

Дотронувшись до круглой дверной ручки, Агнес обожглась. Не дай Бог, кто-то из пьяных гостей уснул в комнате с сигаретой! Из-под двери тянуло дымом. Необычно едкий, дым нес в себе что-то злое.

А если кому-то нужна помощь? Ведь было однажды: в монастырской школе, где училась Агнес, ночью умерла старая сумасшедшая монахиня, и утром, чтобы войти к ней, пришлось ломать дверь.

С десятой попытки Агнес подобрала ключ, но дверь поддалась только на