Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

– Степаныч, ты что же человека к работе привлек и устранился? Накорми парня и поработай с ним.

Толик насчет работы ничего не понял, а есть никогда не отказывался. Водители уже поставили на траве столик и встретили Толика как старого знакомого.

Вскоре, уплетая ужасно вкусные бутерброды, он взахлеб рассказывал о городе, курортниках, гостинице, родителях и своем интересном житье-бытье. Шофер Степаныч кивал и подбадривал, намазывая на хлеб икру. Он служил в ведомстве, где вопросы задавать умеют, поэтому Толик, не подозревая, что с ним «работают», рассказывал красочно, вставал, изображая смешных курортников.

– Ты здорово рассказываешь, – смеялся Степаныч, – наверно, и в школе тебя любят и с интересом слушают?

Толик хотел согласиться, но задумался и после паузы сказал:

– Нет, в школе я помалкиваю. Это моя работа, мне платят, а люди не любят трепачей. Я сказал, второй передал, четвертый повторил, дойдет до гостей – меня звать перестанут.

Степаныч взглянул внимательно, налил ему сухого белого вина.

– За знакомство, Толик.

– Не употребляем, – по-взрослому ответил Толик, чем и решил свою дальнейшую судьбу.

Работал Толик в «заповеднике» много лет, всякое повидал, но даже дома никогда ничего не рассказывал. Служба была непостоянная, то сутки в неделю, то неделю в месяц, никакого соглашения, деньги получал в конверте солидные.

Чаще других в «заповедник» приезжал тот старый, седой с золотыми зубами. Иногда с семьей, чаще с приятелями. Собирались компании и без него, иногда с девчонками. Толик быстро научился отличать жен от девочек, последние пили и шумели, первые приказывали и упрекали, да и возраст и внешность у них были совершенно различные.

Годам к семнадцати Толик уже составил для себя своеобразную табель о рангах. Хозяева и гости. Кто из хозяев поважнее, отличить было просто. Один говорит, другой слушает, один перебивает, другой при этом замолкает. Да и за стол садились по-особенному, кто-то уже расположился, а кто-то оглядывается, выжидает. Очень Толик любил за всем этим наблюдать, большое удовольствие он получал, когда ритуал по чьей-либо вине нарушался, возникали пауза и замешательство.

Гости вели себя совсем иначе. Приехав, пытались свою машину загнать в укромное место. Старые и не очень, толстые и худые, они все без исключения обладали одинаковыми походками и голосами. Приближались к особняку шаркая, непрестанно кивая, хотя у них еще никто ничего не спрашивал, говорили тихо, пришептывая.

Толик, в белом джинсовом костюме, пробковом шлеме африканского колонизатора (подарок золотозубого хозяина) с коричневым непроницаемым лицом (взгляд чуть выше головы пришельца) встречал вежливым поклоном молча, зная, что такая манера хозяину нравится.

С годами к Толику настолько привыкли, что на него не обращали никакого внимания, вели деловые разговоры, кого-то снимали, кого-то назначали. Иногда, убирая посуду, Толик видел пухлые конверты, о содержимом которых догадывался. Подарки привозили в багажниках и контейнерах, ящиках, банках, коробках, свертках. Командовал разгрузкой и погрузкой Степаныч, к Толику он благоволил, называл крестником, однако держал в строгости.

Здесь, в «заповеднике», Толик прошел высшую школу, научился отвечать, угадывая, что спрашивающий желает услышать, молчать, ничего не видеть, все мгновенно забывать, лгать, улыбаясь, лгать с непроницаемым выражением лица, без разрешения Степаныча не прикасаться к голым девкам, даже когда зовут и грозят наябедничать.

Здесь он встретил немолодую, некогда красивую женщину. От нее пахло дорогими духами и коньяком, она годилась ему в матери, даже в бабушки, и была женой лица очень важного.

– Ты, мальчик, можешь пойти далеко, – сказала она, – только худощав больно, займись своим телом.

Толик приобрел гантели, штангу, в сарае организовал спортзал.

Через год «учительница» вновь пригласила его к себе, оглядела, довольно улыбаясь ощупала наливающиеся мышцы, сказала:

– Каждому свое. Будешь слушаться, сделаю человеком.

Толик слушался, жил красиво. Степаныч перестал разговаривать с ним покровительственно, в его голосе зазвучали нотки уважительные. Несмотря на холуйский и паразитический образ жизни, Толик вырос парнем не злым, страстью к вещам и накопительству не страдал, охотно ссужал пятерки менее удачливым сверстникам. Его нельзя было назвать галантным кавалером, но девушек он никогда не обижал, прощал пьяные истерики профессионалкам, относился к ним с искренним сочувствием, зная, что жизнь их тяжела, унизительна.

Толик начал задумываться над своей жизнью. Двадцать два года – немного, но уже и немало, надо как-то определяться. Газет он не читал, программу «Время» не смотрел, не знал, что надвигается гроза. Толик обратил внимание, что седой и золотозубый хозяин в «заповеднике» появляться стал реже, но не придал этому значения.

Наступил май, Толик убирал дорожки парка, думая о том, что проводит здесь последний сезон, а потом…

За воротами раздался низкий автомобильный гудок, Толик бросился открывать, «Чайка» подплыла к вилле из машины вышел Степаныч.

– Все, парень. Праздники кончились, начинаются серые будни, – сказал он.

– Случилось что?

Степаныч тяжело вздохнул, оглядел Толика с ног до головы, словно впервые увидел, и, неизвестно почему, запел:

– Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Помоги мне, Толик, кое-что забрать-упаковать, да собирай свои манатки, я тебя подброшу. Ты здесь никогда не был, никого не видел, ничего не знаешь. Что не воровал, Толик, одобряю, да иначе и выгнал бы давно. Деньжат хоть немного скопил?

– Не знаю, – искренне ответил Толик, – рублей триста, наверное.

Степаныч снова вздохнул, пошел в дом. Толик вернулся к родителям. Вечером за ужином отец долго молчал, поглядывая на сына.

– Прикрыли твою кормушку. – Он закурил. – И правильно. Да, а как у нас теперь будет?

– Да что случилось? – не выдержал Толик.

Отец махнул на него рукой.

– Москва, конечно, далеко. Но первая волна докатилась, боюсь, дальше хуже будет.

Так Толик Зинич узнал о том, что в жизни страны начались серьезные перемены.

Толик тоже изменил свою жизнь, мама помогла. Он оформился физруком в санатории. У человека с такой фигурой спрашивать документ о специальном образовании просто неприлично, его и не спросили.

В новой ипостаси Толик акклиматизировался быстро – заповедник не только его развратил, но и научил многому. Он хорошо усвоил, что командуют в жизни мужчины, а правят женщины. Но определенной категорией женщин Толик управлять умел.

Через месяц работать в санатории ему уже больше нравилось, чем в заповеднике. Там, конечно, богаче, жирнее, но за забором здесь же беднее, зато простор, аудитория признание.

Когда он появлялся на спортивной площадке или пляже, многие дамы украдкой вздыхали и отворачивались от своих супругов. Мужчины, завидев Толика, втягивали животы, переставали временно дышать, выпячивали грудь напрягали атрофированные