Метод чекиста - Валерий Георгиевич Шарапов

с керогазом, вскипятил воду, заварил чай. Выложил на розетку малиновое варенье, печенье, притом так умело украсил круглый стол, что в этом помещении раз в кои веки появился уют. Да, умеет облагораживать окружающее пространство. Он страшно хозяйственный и умелый, чего не скажешь обо мне.

— Эка у тебя ладно домашние дела получаются, — восхитился я.

— Ну, когда на Брянщине партизанил, так в отряде тоже все хозяйство на мне лежало.

— А я отлынивал, — признался я. — Гордый разведчик был, в самое пекло лазил и живым возвращался. Такому соколу негоже кашу варить. Да и было кому этим заняться. С нами же и партизанские жены с детьми были. Целые поселения.

— Да, времена были. — Завхоз задумался, взгляд его стал каким-то отсутствующим — так бывает, когда нахлынут волнующие воспоминания. — Капитана тогда мы из разведшколы абвера пленили. И готовили к переброске за линию. Так вся фашистская свора с цепи сорвалась и на нас напустилась. На Большую землю так и не смогли того абверовца доставить, пришлось, когда прижало, ликвидировать. Потом гоняли нас по лесам знатно. Ох, Иван Пантелеевич, жуть такая была. Один за другим рядом боевые товарищи на землю падают. И ты вообще остаешься один. Бывало у тебя такое?

— И не такое бывало, — заверил я.

— Ну, видишь, мы друг друга завсегда поймем… Кстати, по поводу ведения хозяйства. А за Бельша, может, премия положена? Все же такую тушку вражью вытащили и на вертел насадили.

— Будут нам и пряники. И овации, — заверил я. — Только для этого дело доделать надо.

— А оно не доделано? — удивился завхоз.

— Не доделано.

— Чего, еще кого у нас поймать решил? Скоро так и народу не останется. Некому будет уран добывать, — хихикнул он.

— Ну ты посмейся, посмейся. А вот только голову вражью мы сняли. Однако щупальца остались. Соучастники на свободе. Те самые, которые убивали Кушнира и шофера.

Я положил перед завхозом фоторобот Сапсана.

— С Бельшем не крутился такой? Или, может, подобная морда около объекта мелькала? Ну или вообще…

Завхоз внимательно рассмотрел фоторобот, покрутил в пальцах. Только на свет не посмотрел на предмет водяных знаков. Потом отложил в сторону и выдал заключение:

— Да какое-то лицо не особо приметное. Что-нибудь особенное бы к этому рисунку.

— Особые приметы?

— Точно. Приметы.

— Нет их. Морда крестьянская. Сам как крестьянин, говорок крестьянский. С уклоном в белорусский.

— Ну так крестьян у нас больше половины страны. А вторая половина — из крестьян.

— Ты демагогией не занимайся. А по сторонам оглядывайся. Заметишь такого — сразу сообщи. И не бойся ошибиться. Тут лучше перебдеть.

— А листочек могу взять?

— Бери, — кивнул я — на ротапринте наделали таких достаточно. — Только сдуру не покажи кому-то.

— Мы в конспирацию умеем. — Завхоз сложил листок. — И не бойся. Что могу, то сделаю…

Глава 38

Погода уже пятый день была пасмурная. И на душе было пасмурно после того визита участкового. Как-то все наперекосяк, промах за промахом. И неизвестно, что впереди.

И резидент в тину ушел. Ни весточки, ничего. Мутит что-то? Или сам за себя опасается? Да черт его знает!

Нет ничего хуже состояния неопределенности. Да еще крыша на чердаке, где он так хорошо пристроился, начала протекать. Нужно срочно подлатать, пока тут все не залило.

Или не делать ничего? Крепло предчувствие, что совсем скоро произойдут какие-то сдвиги. Ну что ж, он готов. Пригрелся в Москве, но и бог с ней. Завтра хоть на север, к белым медведям. Хоть на юг, к Попугаю, или кто он теперь — Барс. Главное, чтобы все двигалось и шевелилось. Стоит замедлить бег — собьется дыхание. И все чаще будут посещать мысли о том, как спрыгнуть с этого поезда. А прыгать в середине пути — не лучшая идея.

Послышался стук в дощатую дверь. Так что Дольщик едва не выронил нож, которым резал приготовленную на ужин докторскую колбасу и буханку черного хлеба — иного он не признавал. И кого принесла нелегкая в такую погоду? Уж не за ним ли пришли? Тогда бы дверь вышибли. Тянуться за пистолетом в тайнике или пока еще рано?

— Да открывай. Это я, — послышался так хорошо знакомый голос.

Пик напряжения схлынул, сердце уже не норовило выпрыгнуть. Но вопросики остались. И неопределенность. Что, спрашивается, его принесло сюда? Это же нарушение всех правил.

Провернуть замок. Скинуть цепочку. Распахнуть дверь. И полюбоваться на визитера.

Почему-то Дольщик испытал некое злорадство, видя, какой жалкий вид у гостя в его матерчатом плаще, насквозь промокшем.

— Что за погода! — произнес гость, бесцеремонно проходя в квартиру и заливая пол водой. — Не хватает мне солнца!

— Надо было вовремя линять с хозяевами в Аргентину. Там сейчас много. И хозяев. И солнца.

— Я бы не прочь. Но не взяли. Говорят, тут я нужнее.

— Правильно. Кто еще, кроме нас, загрызет эту Совдепию.

— Энтузиазм похвален, — оценил гость.

— А чего ты, собственно говоря, приперся? — спросил Дольщик. — В нарушение всех правил, о которых мне все уши в свое время прожужжал.

— Нет такого правила, которое было бы вечно… Разговор есть…

Он скептически окинул взором стол с нарезанной колбасой и хлебом, а также луковицей.

— Что-то не шикуешь.

— Привычка такая. С дремучих лесов, когда партизан били. Шмат колбасы и банка консервов с лучком на ужин. И запить сладким чаем, с сахаром, а не сахарином, из алюминиевой кружки. Верх блаженства.

— Становишься сентиментальным, — улыбнулся гость. — Живешь воспоминаниями.

— Ну а как ими не жить, если они сами наружу лезут.

— Ну да, как дерьмо после дрожжей из деревенского сортира. Надо жить настоящим с расчетом на будущее. А не прошлым.

— Цепляет оно. Манит, — вздохнул Дольщик.

— Всегда ты любил трепаться… Надо запить твою колбасу. — Гость полез в свой кожаный портфель и со стуком поставил на стол бутылочку очень редкой, практически не имеющейся в продаже водки «Крепкая» — на пятьдесят шесть градусов вместо привычных сорока.

— Есть повод? — спросил Дольщик.

— Есть. Настала пора сниматься.

Ну вот, предчувствия Дольщика не обманули. Перемены настают. Во всяком случае, перемена мест. А вот изменится ли слагаемое от перемены мест? Это вопрос.

— А чего лавочку сворачиваем? — спросил он. — Вроде работа идет.

— Я остаюсь. А тебе дело поважнее нашли. Документы, инструкции, деньги — все в тайнике возьмешь. Завтра же.

— И как ты без меня?

— Тяжело. Но нас не спрашивают… Где посуда? — Гость обвел глазами комнату.

Дольщик подошел к буфету. Взял с полки два граненых стакана. А гость, откупорив бутылку и сорвав пробку из фольги, с бульканьем, как-то лихо