Шесть масок смерти - Сюсукэ Митио

всякого выражения на лице, отчего мне казалось, что это он, наоборот, упрекает меня. Меня, который ничего не понимает в медицине. Меня, который выбрасывает на отца – единственного члена моей семьи – всю свою боль и досаду. Родители никогда не трогали меня и пальцем, а тут мне казалось, что отец невидимой рукой впервые ударил меня. Мой пыл от этого не утихал, и я на ночном пляже продолжал бросать в отца жестокие слова, какие только мог придумать. Тогда в глазах отца точно так же, как сейчас в глазах идущей рядом со мной Орианны, отражался свет фонарика.

С тех пор я перестал разговаривать с отцом. Что бы он мне ни говорил, я или делал вид, что не слышу, или же грубо мотал головой. Когда я решил заниматься терминальным уходом и начал учебу по этой специальности, я ничего не сказал отцу. Поступив в Дублинскую медицинскую академию сестринского ухода, я впервые объяснил отцу, зачем мне нужны деньги на продолжение учебы, и он поздравил меня. Я даже увидеть его лицо в тот момент не мог. Но я поблагодарил его за то, что он пообещал оплатить мою учебу. А когда вернулся к себе в комнату, его лицо на мгновение возникло на периферии моего зрения. Отец сидел в жилой комнате на диване и казался похожим на давно оставленную здесь куклу, которая была точной его копией. В глаза куклы были вставлены две сухие стекляшки.

– Давай вернемся к нашему указателю…

Дальше песчаный пляж прерывался. Там начиналась территория, где располагались электростанция и система очистки сточных вод. За ними опять продолжался пляж, но, наверное, лучше было пойти назад к югу от указателя.

Мы развернулись через правое плечо и пошли обратно по песку, но сдвинувшись в сторону от своих следов, идя немного дальше от берега, опять освещая его ультрафиолетовым светом. Появился небольшой ветер с моря. Несильный, но очень холодный. С каждым его порывом мы поднимали воротники и сгибали спину.

– Кадзума, можно я скажу тебе правду? – внезапно спросила Орианна, когда прошел очередной порыв ветра. – Я давно знаю, что мама не выздоровеет.

Я почувствовал, как в груди у меня словно упал кусок льда. Что она имеет в виду? Знала еще раньше, чем ей об этом сказала Стелла? Прежде чем я спросил ее об этом, Орианна медленно кивнула.

– Я понимала это очень давно. Помнишь, она сначала была в одной больнице, а потом ее перевели в другое место вроде больницы? Я пришла ее навещать и услышала, как кто-то сказал в коридоре, что это хоспис. Я не знала этого слова и потом посмотрела в словаре. – Орианна говорила, но глаза ее пристально смотрели на свет фонаря. – В словаре было написано «терминальный», но я знала только слово «терминал» у самолетов или поездов и сначала толком не поняла смысл. И еще раз поискала в словаре.

Тогда она поняла, что Холли получает не лечение, а терминальный уход перед смертью.

– Кадзума, когда ты сказал, что мы пойдем искать морское урановое стекло, я была уверена, что мы ни за что его не найдем. У тебя ведь было такое удивленное лицо, когда тетя сказала, что однажды, давным-давно нашла его… И я поняла, насколько это редкая вещь. Сколько бы мы так его ни искали, мы никогда не найдем урановое стекло.

– Но, Орианна…

– Я и подумала поискать его, зная, что мы его не найдем. – Орианна впервые перебила меня. – Если мы будем искать его изо всех сил, но не найдем, то, значит, мама умрет по моей вине. Умрет, потому что я недостаточно хорошо искала. Ну а если я виновата, тогда ничего и не поделаешь.

Ветер обдувал белую шейку Орианны. Я хотел было ей ответить. Сделал вздох, но он не превратился в голос, застыл и холодом заполнил мою грудь. Однажды, учась в средней школе, я обвинил отца в смерти матери. На побережье своего родного города я обрушил на отца поток жестоких слов. Но десятилетняя Орианна изо всех сил пыталась обвинить себя в том, что ее мать умирает…

Холли сказала, что я, человек, потерявший мать, пойму, что чувствует Орианна. Что именно поэтому она выбрала меня ответственным за ее терминальный уход на дому. Но я ничего не понимал. Орианна, скорее всего, думала и носила в своей грудке мысли о гораздо большем, чем мы с Холли могли себе представить. Страдая, изо всех сил пытаясь найти спасение, которое она могла получить, надеясь только на собственные силы. Даже узнав о том, что ее мать является терминальной пациенткой, Орианна продолжала улыбаться. Приходя из школы, она постоянно улыбалась – и лежавшей в кровати Холли, и мне. Как же тяжело ей, наверное, было улыбаться, зная, что ее мать умирает… С того дня, как Стелла безапелляционно сказала, что Холли не выздоровеет, Орианна перестала улыбаться. Как же ей, наверное, тяжело было не улыбаться…

– Когда папа упал со скалы и погиб, я ненавидела того человека, который столкнулся с ним. Мне хотелось, чтобы он так же упал и умер. На самом деле я и сейчас так думаю. Но мне это самой не нравится. И может быть, если мама вот так умрет, я возненавижу и больницу, в которой не смогли вылечить маму, и больничных врачей, и тебя, Кадзума. Но я так не хочу. – Орианна остановилась. – Поэтому я и решила поискать морское стекло. Потому что знала, что мы его ни за что не найдем. И когда мама уйдет, я буду думать, что в этом никто не виноват, кроме меня.

Орианна вся скорчилась, так что это было видно даже под одеждой, как будто терпела физическую боль, и сжала губы в тонкую ниточку. Но по ее профилю читалось, что она еще что-то хочет сказать. И кажется, я понимал что.

– А сейчас ты думаешь то же самое?

Девочка захлопала глазами, потупилась и покачала головой.

– Хочу найти его, – сказала она, и слезы потекли по ее щекам. Они останавливались на подбородке и капали. Орианна вытерла их ладонью, будто ударила себя по лицу.

– Когда мы пришли с тобой сюда, Кадзума, и начали искать, я в какой-то момент стала так думать. Ведь найти его – это как чудо, да? И если оно произойдет, может быть, и с мамой тоже случится чудо, правда?

Действительно, найти на пляже морское урановое стекло – нечто подобное чуду. Но нужно ли, чтобы такое чудо случилось с Орианной? Правильно ли я поступаю?

– А если мы найдем… Ты улыбнешься? – спросил я, и она легонько качнула головой. – Запла́чу, наверное. – И продолжила хрипло: – Но потом, скорее всего, улыбнусь.

Ее выражение лица слегка