Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

– Майя!

– Я не у него в кабинете! – Майя махнула на Артеменко рукой. – Это он за моим столом сидит.

– Извините, мне нужно сходить в номер. – Гуров встал. – А ты, девушка, остынь, не плюй в колодец, может, еще захочешь напиться.

– Майя! – донесся окрик Артеменко, дальнейшего Гуров не слышал. Он торопился в номер позвонить Отари, сообщить вновь открывшиеся обстоятельства и согласовать план оперативных действий.

«Не стрелять!»

Гуров закончил разговор с Отари, положил трубку и остался сидеть в кресле, поглаживая мягкие плюшевые подлокотники.

«Артеменко изначально знал о моей профессии. В университете я выступал, но как туда мог попасть Артеменко? Трудно представить, но допустим, всякое случается, так почему он в первый день не сказал, а признался сегодня? Не размениваться на мелочи, сосредоточиться на главном», – приказал себе Гуров, оттолкнул плюшевое кресло и направился в ресторан. Приказы отдавать легко, да сознание не всегда подчиняется. И выскочил совершенно никчемный вопрос: что находится в сумочке у Тани? Если она ушла, значит, я прошляпил и вообще напрасно отодвигаю девушку на второй план.

Таня не ушла, за столом появились Зинич и Кружнев, команда оказалась в полном составе.

– Здравия желаю! – Толик встал, щелкнул каблуками.

– Можете сидеть, – серьезно ответил Гуров, увидел, что сумка Тани висит на спинке стула и, занимая свое место, отстранил сумку, якобы она ему помешала.

Таня подняла на него спокойный взгляд, укоризненно покачала головой, как бы говоря: кончайте ваши штучки, ничего в моей сумке интересного нет.

– Ну, ошибся, ведь живой человек, – ответил Гуров вслух, кроме Тани никто ничего не понял.

– На твоей работе ошибаться нельзя, – сказала Майя.

– Оставь меня в покое, я в отпуске, – миролюбиво ответил Гуров.

– Вы-то в отпуске, – Кружнев смотрел воинственно, – а милиция творит безобразия. Зачем ни в чем неповинную девушку допрашивали? Вчера ночью к ней домой приезжали.

Гуров услышал какой-то звонок, напрягся, но не понял, что так насторожило, – мешало общее внимание. Артеменко, Майя и Кружнев наблюдали за ним открыто, Таня и Зинич смотрели исподволь, все чего-то ждали.

– Будете приставать, я уйду, – раздраженно ответил Гуров. – Я потому и не признавался, где работаю, чтобы не отвечать за все грехи человеческие.

К столу подошла женщина и тихо сказала:

– Владимир Никитович, вас междугородная, на первом этаже, у администратора.

– Прошу прощения, – Артеменко поднялся и быстро пошел к выходу.

«Не вовремя Петрович позвонил, но, слава богу. Междугородная, значит, он в Москве, а то мне уж невесть что мерещится», – подумал Артеменко, подходя к стойке администратора, и взял лежавшую трубку.

– Слушаю! – и услышал частые гудки. – А вам этот человек днем не звонил, мой номер не узнавал? – спросил Артеменко, опуская трубку на аппарат.

– Сейчас женщина звонила по междугородному, – ответила администратор. – А после четырнадцати вами интересовался мужчина по местному.

– Точно?

– Я работаю двенадцать лет, междугородный звонок от местного отличаю.

– Извините. Если дама снова будет звонить, пожалуйста, попросите ее позвонить мне в номер после двенадцати или завтра утром.

Администратор кивнула и сделала запись. Артеменко не торопился вернуться к столу и увидеть умные, с легкой смешинкой глаза Гурова, облокотился на стойку. «Так, значит, я непуганая ворона, Петрович здесь. Он сказал, что подполковник сегодня вечером, самое позднее завтра утром, уберется в Москву. Так ли это? Какую игру ведет Петрович за моей спиной и с кем он связан? Кружнев или Зинич? Не может же он получать информацию от парня и требовать, чтобы его и убили. Таня? Кто такая, почему от нас не отходит?»

Гуров стоял в двух шагах, любовался Артеменко. Задумчивость пожилого героя-любовника очень нравилась подполковнику. Для того и провел он простенькую комбинацию с вызовом Артеменко, чтобы тот призадумался. Никакая женщина ему не звонила, а организовал все Отари по просьбе Гурова.

– Поговорили? – Гуров подошел вплотную. – Успех у женщин – дело опасное.

Артеменко внимательно изучал рисунок на ковре, боялся поднять взгляд и выдать свое смятение. Сколько времени сыщик стоит за его спиной, слышал ли разговор с администратором? Гуров тут же развеял его сомнения, сказав:

– Шучу, знаю, поговорить не удалось. А днем мужчина разыскивал вас, дозвонился?

– Нет, – солгал Артеменко.

– А-яй-яй, – Гуров рассмеялся. – Дозвонится обязательно, кто ищет, тот всегда найдет. Вы вроде из гостиницы не уходили, что же он не дозвонился?

– Да откуда я знаю? – вспылил Артеменко. – Сюда позвонил, а в номер нет. Я понятия не имею кому понадобился. У меня и знакомых в городе нет.

– Все-то вы врете. – Гуров обнял Артеменко за плечи, повел к лестнице. – И дозвонился, и поговорили, и знаете с кем. Ох, Владимир Никитович, а еще следователем в прокуратуре работали.

– Откуда знаете? – Артеменко остановился, хотел убрать с плеча руку Гурова.

– Вы обо мне все знаете, а я о вас ничего? – Гуров обнял Артеменко крепче. – Ладно, будет время – побеседуем. А сейчас вперед, дамы ждут.

В зале накурили, появился оркестр. Начав работать, Гуров не позволял себе и рюмки спиртного, пил минеральную воду, на еду смотрел с отвращением. Он когда-то часами болтался на вокзалах и рынках, простаивал в подворотнях, зачастую ожидая неизвестно чего, мок под дождем, дрог на ветру, плавился под солнцем, но никогда не представлял себе, что сидение в ресторане такая пытка, раздражающая буквально всем: и сексуальным разговором за спиной, и визжащим оркестром, и доверительным шепотом в микрофон певицы, разукрашенной, как индеец, вышедший на тропу войны. Оказаться бы сейчас в полутемном сыром подъезде, пусть пахнет кошками, и ты не веришь, что засада поставлена верно и, скорее всего, никто не придет. Но ты не должен взвешивать каждое слово и пытаться удержать на лице резиновую улыбку, а можешь, сидя на ребристой батарее отопления, молчать и думать, о чем пожелаешь.

Толик Зинич выпил порядочно, но не опьянел, поглядывал на чуть склоненную голову милиционера, который сидел напротив и думал: «Шарахнуть бы по слишком умной башке кирпичом и выбить из нее лишнее».

Кружнев взглянул на Артеменко с симпатией. «Я тебя, старый потаскун, приберу, через твой труп из благодетеля хорошие деньги вытряхну, упакуюсь до конца жизни, лучших девок накуплю».

На Гурова Кружнев взгляда не поднял, лишь подумал