Кабул – Кавказ - Виталий Леонидович Волков

Полковник Курой

Полковник Курой долго инструктировал своего человека, Абдуллу по прозвищу Горец. Так долго, что высокий сухой афганец даже стал нервничать: с какой это стати Курой на сей раз топчется и топчется на месте, словно не может решиться на что-то важное и, главное, новое.

Абдулла работал с Куроем очень давно, еще с тех времен, когда глаза полковника были и впрямь черны, как глухая ночь, – таких глаз, говорили, не бывает, но за то он и получил от одного веселого шурави прозвище Курой – «черный». Так оно и осталось, кочуя из шифровок в жизнь и обратно. Только вот волосы у полковника с тех пор изрядно проредились сединой, а глаза, хоть и остались темными и глубокими, обнаружили свой исконный цвет. И эти нефритовые фонарики сейчас старались высветить что-то в нутре у Абдуллы, от чего тому становилось не по себе.

Полковник нервничал, отправляя уже, наверное, в сотый раз одного из своих лучших агентов через границу, на север, в Таджикистан, где Горец обычно решал простую, привычную задачу – встречался с представителями российских военных и просил, просил, просил оружие, соляру и сухой паек сверх обычных «госпоставок». Ответа «нет» просто нельзя было услышать, но последнее время даже до потери Тулукана «да» достигалось все труднее и дороже – эмиссарам Северного альянса приходилось обильно промасливать зелеными это, казалось бы, совершенно очевидное «да» уже не только в Москве, но и здесь, на месте, где и русские, и таджики тоже смекнули, как легко можно «стричь овец».

Конечно, просто отказать вопреки приказу Москвы они не смели, но овладели искусством разных оговорок и затяжек. А потому из этого следовала вторая часть задачи, возложенной на Абдуллу: там же, в Душанбе, он обходил наркокурьеров и получал с них собранный кропотливой работой «медок», а затем услащал им русских медведей. Изредка, когда возникала нужда в больших деньгах, ему приходилось отправляться для этого в Ош, пересекая границу Киргизии. Это было хлопотно, непросто, но тоже отлажено и тоже не столь уж рискованно. Правда, на этом работа Горца не завершалась. Согласовав «подпитку» с русским подполковником Курдюмом, подбодрив его хрустом купюр и получив добро на поставку со складов дополнительных мелочей – смазки, патронов, гранат (им-то мелочь, а тут каждая мина, каждая канистра бензина наперечет), гонец забирал еще у одного хорошего Аптекаря ящики с лекарствами и бинтами, за небольшую мзду приобщал их к остальному товару, следил за отгрузкой и только потом, завершив всю эту историю с географией, отправлялся обратно, через Пяндж, к полковнику. Правда, Курой знал, что на один день агент берет «отпуск» и отдыхает в Душанбе по-своему. Забывает на один световой день о Коране, нечестивец. Однако на это заместитель начальника разведки при штабе Ахмадшаха с легкостью закрывал глаза и, закрывая их, представлял себя на месте счастливца. Да, каждому свое. Всему свое время…

…Разное было в его жизни время. Было плоское, бесконечное и едва колышущееся, как пустыня, а было острое, упрямое, волнующее, как грудь девственницы. Было такое упругое время – когда Москва поняла, что ей не на кого больше рассчитывать в Афгане, кроме как на пресловутого Панджшерского Льва, на своего старого врага Ахмадшаха Масуда. «Идиоты, сколько лет боролись с ним, десантные роты целиком клали, загоняя нас в ущелья, по нашим горам ползали, прямо под пули подставлялись. Загнали. Родив ветер, пожали теперь бурю. А ведь как легко было договориться, Ахмадшах уважал «Советы». Нет, прав был великий учитель аль-Хуссейни: большие страны – самоуверенные страны. А самоуверенный в конце концов проиграет в драке. Только дай время. Война – это бумеранг. Он всегда возвращается, весь вопрос в остроте зрения – видишь ты на год вперед, на десяток лет или на век…»

Долго ждать не пришлось, через пятнадцать лет бумеранг вернулся. И после этого Курой зачастил в Ташкент, в Душанбе, даже в Москве бывал. Вот тогда ему не приходилось завидовать Горцу, закрывая глаза… Мороженое. Белые женщины. Цирк. Московский цирк привлекал его, тянул к себе больше любых баб. Тигры, львы. Летающие гимнастки. Но особенно влекли его кулачные бои, или, как называли их русские, бои без правил. Хорошее дело, богатырское. Был бы моложе, сам потерся бы боками с этими лихими молодцами. Полковнику Курому нравилось убеждаться в справедливости устройства жизни, видя, что огороженные металлической сеткой бойцы редко-редко достигали успеха ловкими ударами кулаков или ног, – побеждал тот, кто, терпеливо вынеся эти легкомысленные наскоки, ловил противника на захват, валил и давил, давил на полу. Это подтверждало убеждение афганца, что люди делятся на два главных типа, или даже класса, – не на богатых и бедных, не на праведных и нечестивых, а на борцов и ударников, на оседлых землепашцев и кочевников-пастухов. Он, конечно, был землепашцем…

Да, цирк на Цветном, примирившая непримиримых гостиница «Севастополь», цветущий огнями и женскими лицами Новый Арбат – весело было. И оружие шло из России щедрой рекой…

Теперь там скучнее – словно поселилась в доме вздорная старая служанка. После того как братья-узбеки отказались в девяносто девятом продлевать договор, какая-то важная ниточка надорвалась и в Москве. Что-то там нарушилось, а вот что – этого полковник пока взять в толк не мог. Казалось бы, очевидная вещь, простая прямая логика: пади президент Раббани, завладей талибы всем северным Афганистаном, и недолго ждать того дня, когда вспыхнут жарким огнем бывшие советские республики Средней Азии. Вспыхнут ярче Чечни и Дагестана. Но это Москва, с ней всегда так: вроде и не нам, азиатам, чета, вроде бы тоже Европа, а куда ни глянь – всякие группы, кланы региональные, теперь еще и олигархи. Сами по проволоке ходят, как эквилибристы в том самом цирке, но у всех свои интересы. Вот они-то, эти «свои» интересы, могут легко повлиять и на исход поездки агента Абдуллы, и на жизнь многих-многих других человеков. Здесь, там, везде…

Горец ждал. Он понял, что полковник не то чтобы опасается сказать нечто неприятное, а просто думает о своем, смотря ему по привычке в глаза внимательно и строго. «Не хмурься, полковник, давай. Пора уже собираться в путь, а у меня еще масса дел. Да и путь к границе не близок. Давай, полковник». К границе надо было успеть до полночи, чтоб осмотреться да прислушаться до открытия коридора в ранний предутренний час. Абдулла нетерпеливо постучал костяшками пальцев по столу.

– Сейчас, Горец, сейчас отпущу тебя. Ты все и без меня знаешь, – успокоил то ли агента, то ли себя Курой.

Он