Отдаленные последствия - Александра Маринина

– Про Гиндина ты ничего не знаешь, – произнес Зарубин ровным голосом, глядя в глаза Антону. – Ты не знаешь, и я не слышал.

– Да понял я, не дурак, сам думал об этом.

– Вишнякова предупреди.

– Уже.

Сергей Кузьмич помолчал, глядя в окно и горестно обдумывая новые вводные.

– А по Чекчурину наш задержанный не катит? Только по Майстренко?

– Не очень, физические кондиции не те. Но у нас в перспективе еще трое: Димура, Лазаренко и неустановленный Выходцев.

– Может, он потому и неустановленный, что в группу не входит? Тоже какой-нибудь профессор, типа Стекловой, например. Ответ из телефонной компании пришел? – недовольно спросил Зарубин.

– Пока нет, ждем. Как только получим – сразу сличим с записной книжкой.

Это давало надежду. Над статьей работали пять человек. То есть пять человек досконально знали печальные истории потерпевших Екатерины Гурновой и Александра Масленкова, а также имена виновных. Из этих пятерых один автор, профессор Стеклова, скончалась чуть больше месяца назад, трое других указаны в телефоне задержанного с именами и фамилиями, без всяких кличек и кодовых слов. А вот последний, некто Выходцев, в записной книжке Очеретина не значится. Записан под ником или вымышленным именем? Но почему? Почему он один записан не так, как все остальные? Или его данных вообще нет в этом телефоне, потому что для связи именно с ним Матвей пользовался другим аппаратом? Или Очеретин и Выходцев не перезванивались, а только переписывались в мессенджерах, не привязанных к номеру телефона? Одним словом, понятно, что этому Выходцеву следует уделить самое пристальное внимание.

– Ты хоть полчаса поспал? – спросил Зарубин, глядя с сочувствием на осунувшееся лицо Сташиса.

– Я-то поспал, а вот Витя Вишняков, похоже, всю ночь за компьютером просидел, искал инфу на авторов статьи. В семь утра уже здесь был, авторов статьи по базам пробивал да с телефоном Очеретина возился. В общем, Кузьмич, если что – мы готовы Очеретина нагнуть. И в суд есть с чем идти.

– Ну так иди и нагибай. Дзюба где?

– У следователя.

– Плохо. Один справишься?

– Могу Вишнякова подтянуть, он полностью в теме.

– Не надо пока, – покачал головой Зарубин.

– Почему? Кузьмич, у тебя, конечно, свои резоны, я с вопросами не суюсь, но ты же знаешь тактику…

– Я много чего знаю, Тоша. Но если Дзюбы нет – работай один. Не все понятно мне с этим Вишняковым.

– Тогда я Ромку подожду, вдвоем работать эффективнее.

– Я сказал – один.

Зарубин не сумел справиться со злостью, его слова прозвучали слишком начальственно, и Сергей тут же пожалел об этом. «Веду себя как урод, – подумал он. – Но не могу же я объяснять Тохе, что есть новые вводные от Большого, что генерала самого нагибают во все стороны и что версию о сплоченной группе нужно отрабатывать максимально быстро и максимально тихо. Ромка – проверенный, но ждать нельзя, хотя Тоха, конечно же, прав, такие вещи тактически грамотно проворачивать на пару, однако и Вишнякова привлекать пока опасно, он чужой, и его дружбан Есаков, вполне вероятно, не ошибается. Вернее, не ошибается начальник Есакова, который велел ему прощупать связи молодого опера. А вдруг у него и в самом деле кто-то есть на Петровке? Тогда утечка неизбежна. Черт, нехорошо получилось с Антоном… А выйдет еще хуже, потому что сейчас я его напрягаю под предлогом доказательств для суда, а сам-то знаю, что с этим в суд идти нельзя. А с чем можно? Не придумал еще. И неизвестно, как следователь себя поведет, у него репутация непредсказуемого человека. Головная боль вместе с геморроем».

– Вишняков слишком молодой, неопытный еще, – проговорил Зарубин, стараясь изо всех сил смягчить тон. – А ну как напортит? Мы с тобой в деле его не видели, и все, что мы о нем знаем, так это что физическая форма у него приличная. А больше ничего.

– Он упертый, настойчивый, самокритичный, все время себя проверяет.

– Настойчивый – это не профессия, – продолжал сопротивляться Сергей Кузьмич, чувствуя нарастающее отвращение к себе самому.

С кем он темнит?! Со Сташисом, честным и умным опером, который никогда не подставит и не подведет. Тьфу, мерзость какая!

– Он хороший парень, – убежденно сказал Сташис. – Неопытный еще, это верно, но в нем стержень есть, упорство. Я бы присмотрелся к нему.

– На вакансии намекаешь? – усмехнулся Сергей, обрадовавшись, что разговор свернул на более безопасную тему. – Людей не хватает, работать некому, тут ты прав. А как тебе Колюбаев из Юго-Западного?

– Никак, – пожал плечами Сташис. – Обычный опер, недавно из области, Москвы не знает.

– Я вот подумал, что если к кому и присмотреться, то к нему.

– Ты серьезно?

– Вполне. А тебе он не нравится?

– Мне Вишняков нравится, – упрямо ответил Антон. – От него польза будет.

«Ну да, – подумал Зарубин уныло. – Зато от Колюбаева не будет вреда. И что важнее? Колюбаев уж точно сумеет нужные картинки складывать исходя из предпочтений и вкусов конкретных интересантов. Эх, жизнь собачья…»

– Антон…

– Да?

Зарубин помолчал, потом заговорил медленно, с большими паузами, глядя куда-то в угол комнаты:

– Моли бога, чтобы это оказался идейный придурок. Одиночка. С которым никто не будет иметь дела. Не киллер, а дилетант, которому просто тупо повезло. Два раза. И третьего раза быть не должно. Ты меня услышал?

Антон молча кивнул.

– Как Дзюба появится – сразу ко мне, – устало скомандовал Сергей Кузьмич, стараясь не встречаться глазами с подполковником Сташисом.

Инга. Январь 2020 года

После вчерашнего снегопада дороги обильно посыпали реагентом, и можно было прибавить скорость. Инга никогда не гнала как сумасшедшая, побаивалась, не надеясь на свое мастерство водителя, но сегодня пришлось поступиться принципами: она опаздывала. Артем, следящий за расписанием босса, предупредил заранее, что в те дни, когда у Фадеева длительные вечерние мероприятия, нужно обязательно провести сеанс терапии, чтобы его спина выдержала многочасовое пребывание за столом. К таким мероприятиям относились не только банкеты, но и деловые ужины. Об ужинах договаривались, как правило, спонтанно, за день-два, а то и за несколько часов, приходилось как-то выкручиваться, ужиматься, переставлять местами визиты к другим пациентам, и к небольшим опозданиям в таких ситуациях Виталий Аркадьевич относился снисходительно и с пониманием. О банкетах же обычно становилось известно загодя, за месяц, а то и больше, и в этих случаях Артем самолично вписывал в ежедневник Инги имя Фадеева и время. А уж если время вписано, то опоздание непростительно.

Припарковавшись кое-как, коряво и наспех, и поймав на себе неодобрительный насмешливый взгляд охранника («Что с бабы возьмешь!»), Инга влетела в просторный холл и