Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

Я вздохнул. Такое применение новейшей техники меня совершенно не радовало. Тем не менее я продолжил:

– Более того, уверяю вас, пройдет десять-двадцать лет, и в сыскном отделении тоже роботы повсюду будут.

– Господи, да только у нас их еще и не хватало. Что мы с такой дурой делать будем? – Парослав Симеонович кивнул на дворецкого.

– Ну их усложнят, миниатюризируют, да и к тому же есть куда более умные машины, те, в которые человеческий мозг помещают.

Шефа сыскного отделения передернуло. Я же продолжил:

– Однако сами понимаете, готовиться к внедрению всей этой техники надо уже сейчас, поэтому создается множество различных машин, на которых можно обкатывать технологии. Это, например, если не путаю, С.Л.У.Г.А. – 4. То есть Самодвижущийся Логически Урезанный Гражданский Автоматон четвертого поколения.

– Логически урезанный? – переспросил Парослав Симеонович.

– Ну в смысле у него в голове нет ни фрагментов человеческого мозга, да и логические машины совсем примитивны. Делает то, что ему указывают. Удобная вещь, я с такими в Инженерной лавре работал.

Между тем мы подошли к украшенному колоннами крыльцу. Автоматон распахнул перед нами высокие двери, и мы наконец вошли в блаженное тепло хлебосольного дома семьи Асетровских.

Аромат еды встретил нас с порога. Едва механический дворецкий принял наши шубы, как в коридоре показался опирающийся на тросточку хозяин дома. Поликарп Монокарпович Асетровский оказался высоким седым человеком с аккуратными усиками и умным, но крайне болезненным лицом.

При виде нас он широко улыбнулся, но от меня не укрылась скрывавшаяся в его глазах усталость.

Вскоре мы были представлены его семье и домочадцам, а после знакомства всех пригласили отужинать.

Механический дворецкий уже успел накрыть стол, помогала ему в этом служанка. Со спины я было принял ее за человека: невысокая, рыжеволосая, со сложной прической, легкая и хрупкая в отличие от работающего рядом с ней бронзового автоматона. Лишь когда я увидел ее руки из покрытого розовой эмалью металла, стало понятно, что в зале работает еще одна машина Инженерной коллегии. Я подошел ближе, и она обернулась. У машины было красивое фарфоровое лицо, на котором, впрочем, было видно несколько старательно замазанных сколов и трещин. Это была служебная машина модели «Гестия». Судя по типу фарфора и металлическим рукам, передо мной был один из самых ранних ее вариантов, если и вовсе не прототип. Когда я еще учился в За-Райском духовно-механическом училище, нас отправляли на практику в Инженерную коллегию, где я видел такие машины.

Впрочем, с этим роботом было что-то не так. Глаза, что должны были ярко гореть синим огнем, сейчас поблескивали слабым голубоватым светом. Движения были какими-то странными, рваными и несколько неуверенными.

Машина кивнула мне и поздоровалась мелодичным, но крайне механическим голосом. Оповестив нас о том, что ужин готов, она поклонилась и вышла.

Мы сели за стол. Зазвенела серебряная посуда. Ужин начался очень тепло и приятно, однако чем дольше длилась трапеза, тем сильнее нарастало напряжение. Несмотря на видимое радушие, я быстро понял, что мы с шефом приехали несколько не вовремя и домочадцам сейчас не до нас.

Хозяин дома некоторое время крепился, а затем начал что-то резко и зло выговаривать купцу-миллионщику Фролу Чертопузову, брату своей жены.

Супруга Асетровского, Глафира Днепропетровна, крупная дама с тугой косой и суровым взглядом, казалось, не обращала внимания на их ругань. Зато она с материнской любовью подкладывала самые лучшие куски кулебяки чиновнику особых поручений Варфоломею Кровохлебушкину, молодому франтоватому мужчине с тщательно завитыми усами и взглядом не менее масляным, чем лежащая на столе масляная же рыба. Ухаживая за чиновником, Глафира Днепропетровна все повторяла, какой же замечательный жених достался Златочке – ее ненаглядной дочке. Варфоломей принимал все это с весьма самодовольным видом.

Невеста же, Злата, юная девушка с огромными, полными слез глазами, сидела ни жива ни мертва, почти не притрагиваясь к еде. Ее плечи подрагивали, на щеках играл болезненный румянец. Лишь порой она умоляюще смотрела на гостящего в усадьбе корнета Подпатронникова. Тот, однако, сохранял показное спокойствие, лишь иногда кидая на жениха быстрый взгляд, в котором явно читалась неприкрытая враждебность. За весь ужин корнет не проронил ни слова, только время от времени отпивал мадеру из своего бокала. Чувствовалось, что он сдерживается из последних сил.

Зато доктор инженерных наук Вальтер Стим, приехавший с дружеским визитом из своего имения по соседству, не замолкал весь ужин. Он то рассказывал о новых открытиях империи в робототехнике, то пытался узнать у собравшихся, куда подевался написанный на картоне пейзажик, что раньше стоял на камине. Доктор, кажется, хотел купить его для своего кабинета.

Ужин прервали грохот тяжелых шагов и легкий перестук металлических каблуков. Пышущий паром бронзовый дворецкий внес не менее сильно пышущий паром бронзовый самовар.

Рядом с ним изящно шла Гестия с серебряным подносом в руках, на котором лежали пирожные. Поверх нежного белого крема виднелось черное и вязкое пепляничное варенье.

Поставив десерт на стол, машина подошла к хозяину дома и с поклоном что-то сказала ему на ухо. Асетровский кивнул и повернулся ко мне.

– Виктор, – обратился ко мне Асетровский, – Гестия сообщает, что подготовила вашу спальню. Если что-то понадобится, смело обращайтесь к ней. В любое время. Она здесь именно за этим. Впрочем, если что, можете зайти и ко мне в кабинет. Я побуду там этой ночью. Раз уж у Златочки завтра день рождения, мне нужно подготовить некий… подарок.

Асетровский загадочно улыбнулся и хотел сказать что-то еще, но Глафира Днепропетровна тут же перебила мужа:

– Ты главное отвар свой выпей и кукуй там, сколько хочешь.

Асетровского передернуло.

– Милая, но я отказываюсь. Глафочка, он на вкус как теплые сопли.

– Зато помогает! Уже сколько кровью не кашляешь? Стопочку всего, не умрешь же ты от этого?

– Но, любимая… Лапушка… Котюсик…

Глаза жены помещика нехорошо сощурились.

– А ну не позорься! Или хочешь, чтобы тебя опять, как маленького, силой пить отвар заставили?

Поликарп Асетровский обернулся на высящуюся в углу столовой бронзовую фигуру дворецкого и, враз поникнув плечами, страдальчески вздохнул.

Автоматон же как ни в чем не бывало продолжил убирать со стола, ловко орудуя мощными металлическими пальцами. Время от времени он поворачивал голову, фиксируя происходящее вокруг своими слабо светящимися сенсорами. В отличие от глаз Гестии в его взгляде я не видел ничего: ни намека на мысль, ни следа какого-то разума.

Наслаждающийся каждым движением находящихся в зале машин доктор Стим со значением посмотрел на нас с