Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

Белокоровиной. Не работа, а дом отдыха: теплый августовский денек, солнышко, воздух, тишина и покой. Насчет покоя обольщаться не надо: в сумке лежит мобильник, в любую минуту готовый взорваться голосом майора.

— Бабушка, — я перегнулся через ветхий штакетник, — здравствуйте. Милиция беспокоит. Про взрыв что-нибудь знаете?

— По телевизору видела.

— Разве показывали?

— Каждый день показывают.

— Про какой взрыв вы говорите?

— Которые в Чечне…

Из земли, из-под земли, раздвигая деревянные домишки, лезли каменные чудовища — особняки. Они все претендовали на изыск. Я не разбирался в стилях, но похоже на архитектурный кич. Например, круглый дом: кирпичный торт, положенный на огромную каменную бочку. Из нее, то есть из него, вышел пожилой мужчина.

— Здравствуйте. Милиция, — представился я. — Что-нибудь знаете о взрыве у Белокоровиной?

— Знаю причину.

— Расскажите, — обрадовался я, берясь за блокнот.

— Если я просижу вечер у телевизора, то мне хочется купить бомбу и в кого-нибудь швырнуть.

— Почему же? — Я затолкал блокнот обратно в сумку.

— Импортный фильм про маньяка, наш фильм про убийство, репортаж про бандитов, спектакль про шлюх. Насмотревшись, что сделает подросток?

Чтобы не отвечать, я ушел не попрощавшись. Мне было не до дискуссий. Да и о чем спорить, если мужик выдал правду?

Навстречу женщина везла в коляске ребенка.

— Извините. Милиция. Два вопроса…

— Пожалуйста.

— Что вы знаете или слышали о взрыве?

— По-моему, мальчишка схулиганил.

И видимо, готовясь к продолжительной беседе, она вдруг уселась на коляску, прикрытую клеенкой. Я опешил.

— Что вы делаете?

— А что?

— Ребенка задавите!

— Да в коляске навоз…

Подворный обход пока был холостым. Я свернул на песчаную улочку, отдающую стариной из-за потемневших некрашеных домиков. Август уже пометил ее случайными желтыми листьями. На прогнутых заборных сетках лежали поникшие кусты смородины и крыжовника. Из них, из кустов, возник дед в джинсах и офицерском кителе.

— A-а, милиция!

Слух обо мне бежал впереди, как сигнал электрички впереди поезда. Похоже, я набрел на словоохотливого гражданина.

— Да, дедушка, милиция.

— Тогда вопрос. Сиганул мужик в сад за яблоками… Заколоть его имею право?

— Чем… заколоть?

— Хотя бы вилами.

— Нет, не имеете права.

— А что делать?

— Вызвать милицию, — неуверенно предложил я.

— Ни хрена виток! Вор-то будет ждать?

— Пугнуть…

— Чем? Матерным словом?

— Позвать соседа…

— Ором «спасите, помогите»?

— Изобразить присутствие в доме других людей…

— Ножками потопать?

— В конце концов, сделать вид, что у вас есть собака…

— Порычать или полаять? Молодой человек, отстал ты от жизни. Личная собственность теперь объявлена священной. Так что вора я заколю как посягателя.

К этому деду вопросов у меня не было. Не он ли по злобе швырнул самоделку в окно?

Я пошел на зеркальный блеск, перегородивший улочку. Не то гигантский парник, не то солнечная батарея, не то дом из стекла. На крыльце, зеркальном, стояла женщина.

— Извините. Милиция. Небольшой вопросик…

— Мы только что приехали… — закрыла она мой небольшой вопросик.

Я продолжил свой бесплодный путь. Молодежь мне не попадалась: старушки да дети. Почти в каждом дворе скрипели качели или покачивались гамаки. Пожилая женщина с внучкой приоткрыла калитку.

— Красной смородины не купите?

— Обязательно, — брякнул я, надеясь на обратную информационную связь.

— Сколько возьмете?

— Сто граммов.

— Шутите?

— Хорошо, полкило.

Сошлись на килограмме. Получив мешочек с ягодами, я спросил:

— Что знаете о брошенной бомбе?

— У меня есть подозрение.

— Так, какое?

— Не бомба взорвалась, а в окно влетел неопознанный космический объект.

Я поблагодарил, спрятал в сумку ягоды и пошел своей дорогой. К дому, похожему на кирпичную скалу с окнами. За полуглухой оградой буйствовала какая-то лианистая растительность. Цепкие стебли и зеленовато-дымчатая листва томно перевесились через забор, доползая до окна второго этажа. Я слышал, что богатые люди на своих участках разводят джунгли. Только обезьян не хватает.

Впрочем, она появилась — в окне второго этажа. Крупная, бородато-усато-лохматая. И уставилась на меня: чего, мол, разглядываю. Я постоял у калитки со звонком: не хотелось мне беседовать с обезьяной. Тем более что на участке рядом бродил с лейкой седой пенсионер. И калитка без звонка. Я прошел.

— Здравствуйте. Милиция. Собираю информацию о взрыве. Что-нибудь знаете?

— Знаю.

— Что?

— Виновника, который швырнул бомбу.

— И кто же?

— Взрывпакет.

— Бросили самоделку, банку из-под кофе, — уточнил я, отметая взрывпакет.

— Кличка у него — Взрывпакет. Чуть что, готов на человека с кулаками броситься.

— И кто это?

Пенсионер боязливо кивком показал на дом с джунглями. Где живет обезьяна. А я к ней… к нему не наведался. Надо… Нет, не надо: сперва накопить информацию.

— Как звать Взрывпакета?

— Митька Брыкалов.

— Вы что-нибудь видели или только предполагаете?

— Исходя из его характера. Да у Митьки с Любой Бело-коровиной шашни. Наверное, что-то не поделили.

Шашни — это уже теплее. На почве шашней, то есть любви, не только самоделки бросают, но и киллеров нанимают. Слова пенсионера следовало бы оформить в виде объяснения гражданина такого-то. Потом запишу. Меня распирала энергия, и хотелось бежать. Куда? По пунктирному следу. Нет, не к Взрывпакету, а к Белокоровиной.

Пенсионер усмехнулся, но произнес с грустью:

— Вопросик можно?

— Разумеется.

— Где бы достать ракету?

— «Земля-Земля»? — пошутил и я.

— Нет.

— «Земля-Воздух»?

— Нет, типа «Дача-дача», — и он кивнул в сторону дома-скалы.

— Чем он вам насолил?

— Взрывпакет, — кратко объяснил пенсионер.

Что же произошло в нашей жизни, если в окна швыряют бомбы, яблочного вора готовы заколоть вилами и мечтают в соседа пустить ракету?

А ведь Митьку Брыкалова Люба упоминала…

8

Надо запомнить: восприятие зависит от настроения. Ее домик узнал я не сразу: сейчас он виделся уютным, чистеньким и каким-то девичьим. Голубенький и маленький, как шкатулка. Никакого огорода: половина участка — лужайка, вторая половина занята цветами. Разными, мне неизвестными, запашистыми. В них утопала скамейка на двух чурках. Хозяйка стояла на крыльце.

— Люба, принимай гостя.

— Допрашивать пришли?

— Беседовать, — уточнил я.

Меня впустили. Сперва я глянул кухню, как главное место происшествия. Стекло вставлено, но пол в мусоре, на столе черепки, стена в копоти…

— Люба, новая информация есть?

— О чем?

— О бомбометателе.

— Не хватало думать о нем…

Ответила с такой беззаботностью, что мои заготовленные вопросы увяли на корню. Она ни думать о нем не будет, ни на кухне убираться. Я прошел в комнату, занимавшую почти весь дом…

Сплошные цветы, но другие. Если на участке кое-какие я знал — скажем, флоксы, — то здесь в разномерных керамических емкостях синели, краснели и желтели цветы мною никогда не виденные. По углам, почти до потолка, на древесных стеблях висели розовые соцветия, как умело завязанные бантики.

— А это что? — я показал на щетинистое деревцо в кадке.

— Туя.

Тахта