Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Да как? Что ты на меня кричишь? — Катя рассердилась. — При чем тут вообще Вадька?

— Как при чем? Как это при чем? Он что — слепой? Или дурак полный, бесчувственное бревно? На нем лица нет — поди, поди, полюбуйся. Весь испереживался, а ты…

Катя откинулась на спинку кресла: ой-ой, вот оно в чем дело… Драгоценный В. А, в роли… Что они на пару придумали?

— Осунулся весь Вадька, аппетит потерял! — прокурорским тоном продолжал Мещерский.

— Да он только за завтраком сегодня три яйца слопал и стакан сметаны!

— Это для мускулатуры, это топливо, а не еда. — Мещерский подбоченился. — А ты, радость моя…

Вот ты. Катюша, где ты вчера была допоздна, а?

— Я? Я же сказала, сначала эта жуть на кладбище, а потом мы с телеоператором в цирк поехали…

— Зачем вы поехали в цирк?

— Я хотела представление посмотреть! Я боялась одна оставаться в квартире, я так испугалась там на кладбище. я просто боялась быть одна — Вадька же дежурил!

— А почему ты не позвонила ему, не сказала, в каком ты состоянии? Что, в милиции все телефоны вдруг разом вырубились? Почему мне не позвонила — другу Вадима?

На это у Кати слов не нашлось: надо же, сцена ревности, которую закатывает вам не муж даже, а друг семьи. Ну, погоди, дружок…

— Сереженька, а тебе не кажется, что все это форменный детский сад? — спросила она насмешливо.

— Мне не кажется! Если ты думаешь, что я ничего не вижу, ты ошибаешься. А этому.., этому синеглазому проходимцу я морду набью и…

— Господи, да при чем тут Разгуляев? Я даже с ним еще и слова-то не сказала!

Тут дверь лоджии открылась, вернулся Кравченко.

Как ни в чем не бывало.

— Вы оба белены объелись? — прямо спросила их Катя.

Мещерский плюхнулся в кресло. Он был весь розовый от волнения и возмущения. И напоминал маленькую усатую матрешку из тех «матрешек-мужичков», что продают иностранцам на Арбате. Кравченко хладнокровно налил себе пива. Казалось, он не знал, что сказать, или просто не желал разговаривать.

Катя прикинула в уме, да, действительно, за эти дни они и точно не перекинулись с драгоценным В. А, и десятком слов. То он рано уходил на работу. Катя еще спала, то она (ну, так просто получалось, господи!) поздно возвращалась.

— Вы что, совсем ненормальные оба? — повысила она голос.

Сопение из кресла — Мещерский. И стук стакана — Кравченко.

— Серега, ты мне жаловался, у тебя двигатель вроде стучит, айда в гараж, глянем. Может, Двойкину позвоним, он из отпуска вернулся, проконсультирует.

Они демонстративно сплоченно двинулись в прихожую.

— Я все равно буду ездить в Стрельню, — заявила Катя их спинам. — Пока убийства не раскроют, я не брошу этого дела.

Кравченко искал ключи в ящике под зеркалом.

— Вадим, я, кажется, к тебе обращаюсь!

Он выпрямился.

— Я тебе разве что-то говорю?

— Ты слышишь? Я не могу бросить это дело.

— А я что-то разве имею против?

Кате хотелось запустить ему в лоб чем-нибудь… ну, хоть пудреницей!

— Ты из гаража скоро вернешься? — спросила она.

— Угу. Скоро. — Он повернулся к ней спиной.

Домой он не приехал. В одиннадцать вечера позвонил Мещерский и печальным заплетающимся языком сообщил, что Кравченко заночует у него. Катя бросила трубку на кресло: ах так… Они знали друг друга с начала времен. Они всегда были с ней рядом.

Она привыкла к ним, как привыкают к детям, к родителям, к любимым игрушкам! Она не представляла свою жизнь без них, без Вадьки… Они столько сделали для нее, так помогали, они были… Он, он был частью ее самой. Неотделимой частью, расстаться с которой значило перестать жить. Но быть такими космическими дураками! Так ее катастрофически не понимать… И вообще.., что Сережка городит? При чем тут Разгуляев? Она ведь и правда с ним еще ни разу словом не обмолвилась!

Катя села в кресло, прижала ладони к щекам — они горели. Она была сейчас там Снова переживала мгновение, когда увидела его — как он стоял в клетке, прислонившись спиной к прутьям, курил сигарету за сигаретой… Как он был спокоен. И какими же они — Вадька и Серега — были детьми перед ним!

Мальчишки . Катя горько вздохнула. Она чувствовала, что, сама того не желая, словно нанизывается на какой-то золотой крючок, острый, ранящий.

В ту ночь, ворочаясь в постели, одна в темной квартире, она твердо решила, что завтра же (назло им!) поедет в цирк, дождется конца представления и обязательно поговорит с Разгуляевым о.., естественно, о том подслушанном ею намеке на конфликт с Севастьяновым и об убийстве Ирины Петровой.

Но все произошло, конечно, совсем не так, как она предполагала.

* * *

В цирк она приехала намеренно поздно, ко второму отделению. На арене снова был он, и снова в клетке у пяти леопардов, пантеры и человека все шло как по маслу. Катя во все глаза следила за Разгуляевым.

(Кох, как всегда во время номера, был наготове и во всеоружии у клетки.) То, что тело Петровой опергруппе пришлось осматривать и извлекать из слоновника, было, конечно, дикой фантасмагорией. Катя вспомнила, как администратор категорически предостерегал ее от попыток проникнуть туда без провожатых: слониха Линда, видно, отличалась крутым характером. Но если все же труп после убийства был кем-то спрятан именно в слоновнике, то это значило, что этот кто-то не очень-то и боялся неуравновешенного толстокожего. Катя присмотрелась к Коху. Этот белобрысый качок сидел тогда на слоне, словно индийский магараджа. Ему, наверное, ничего не стоило и войти к Линде в стойло. А потом, там, на ярмарке, с ним был и этот мальчишка, Игорь. Он вообще на «подсадке» со слоном работает, правда, он зеленый еще…

Тут Катя вспомнила, как Петрова кормила ее и этого Гошку жареной картошкой…

Она посмотрела на арену: Разгуляев, окончив трюк, шел на аплодисменты. Ап! Эти его дурацкие прикольные клыки человека-вампира… Он вскинул руки — поприветствуем публику, кошечки! И с тумб ему громким рычанием откликнулся весь его зверинец. Леопард тоже скалил клыки, но на этот раз не злобно, а словно что-то сладостно предвкушая.

"Ну что ему такому — слон? — вдруг отчетливо и ясно подумала Катя. — Он со львами управлялся, с этими вот, пятнистыми… Так что, если бы ему нужно