Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

с такой икотой, с такой детской смачной бранью… Да если Кох сейчас тебе врежет, от тебя же, дурака бесхвостого, мокрого места не останется! И что это, радость моя, ты стоишь и слушаешь эти пошлости? Это же неприлично. Но Катя не сдвинулась с места. Этот парень, этот странный погонщик слона, помощник дрессировщика, с его веснушками, немецкой фамилией, с этой его тяжеловесно-медлительной уверенной грацией движений, с этим его диковатым вдохновением, с которым он только что нес какую-то околесицу о крестоносцах, что он ответит на оскорбление? Или он поймет, что в возрасте Гошки такие вопросы традиционны и задаются из чисто детского простодушного любопытства.

— Кто это говорил? — спросил Кох.

— Ну, братан мой, потом фельдшер, еще кто-то — Багратик, кажется, не помню.

— А если и так — кому какое дело?

— Ну, ты даешь. — Гошка совершенно по-взрослому хмыкнул. — Валька вон говорит, если мужику этим регулярно не заниматься, с катушек можно долой слететь.

— Блока читал? Поэта?

— Проходили в школе. Так, лирика, ничего, душевно. — Мальчишка икнул. — А что?

— У него была любимая девушка, Гоша. Потом стала его женой. Он ее боготворил — Кох нагнулся и поставил бутылку чуть ли не на угол. — Прекрасная Дама. Стихи ей посвящал. И с ней, с женой, он не жил.

Принципиально.

— Все равно я, Генка, не пойму, что он значит, этот твой «сладчайший путь в Дамаск». А как ты рассказываешь про рыцарей, мне нравится.

— Ничего, поймешь. — Кох уперся локтями в колени. Был он в своих тесных джинсах и камуфляжной майке. — Ты юный еще парень, Гоша. Но у тебя все впереди.

Гошка сам потянулся к бутылке.

— Хватит тебе, — сказал Кох. — Достаточно.

— Ничего не хватит, дядя Гена.

Из темноты выплыла фигура — высокая, голенастая. Человек в спортивных штанах и, несмотря на теплый вечер, в болоньевой куртке.

— Пируете?

Катя узнала коверного Рому — Дыховичного-старшего.

— Все бродишь? — ответил Кох. — Давно спросить тебя, Рома, хочу, и где ты у нас шляешься все по ночам? Вон куртку всю в глине измазал…

— Отстань. Лучше налей, будь человеком. — Роман выдрал из цепких Гошкиных рук пластмассовый стаканчик. — Ну?

— На, не лопни только. — Кох с усмешкой наблюдал, как жадно и вместе с тем медленно сосет водку коверный. — Ну, и куда же это мы путешествуем?

— На рыбалку, — нехотя ответил Дыховичный-старший. — Будешь паинькой, Генрих, угощу и тебя таранькой. О чем толкуете?

— О девственности. — Кох смотрел в костер. — О бабах, пардон, о женщинах. О ней тоже, кстати, говорили.

— Ты только ее не трогай, понял? Я тебя предупредил, — голос коверного неожиданно зазвенел.

— Отчего же? Надо, Рома, поговорить вроде. Прояснить ситуацию, не находишь?

— Пошел ты! — Роман закашлялся. — Пошел ты к чертовой матери.

Гошка встал и, пошатываясь, направился к брату, присел рядом с ним.

— Ладно, Роман, чего ты…

— Ты еще сопляк!

— Не нужно. Рома…

— Слушай, а положа руку на сердце — наши тут невесть что болтают, а у тебя с нею что-нибудь было? — спросил Кох.

Пауза Треск дров в костре. Потом Роман кивнул.

Потом махнул рукой.

— Так, со злости она просто. Ну, когда Валька ее бросил, она и… Я на коленях просил, ну и… Пожалела один раз. Со злости на него. Потом.., ничего.

Прочь меня гнала, смеялась. Потом он снова ее… А я ему говорил: не нужна она тебе, не нужна тебе Ирка!

Зачем голову девчонке морочишь? Отдай… Ах, да что теперь говорить. — Он снова махнул рукой.

— Ну и дурак ты в таком случае, Ромка. — Кох произнес это задумчиво. — Раз Разгуляев так с тобой поступил… Чего ж ты у ментов с этим его пистолетом-то вылез?

— Пал Палыч Христом Богом умолял.

— Палыч! Ее не где-нибудь, не на Луне, а тут, у нас под носом, прикончили. И всем, даже ментам тупоголовым, ясно-понятно: из наших это, из цирковых. А тут как раз этот пистолет подвернулся. И Валька с ним влип Он же у них в капкане был. А ты тут сунулся как дурак со своими уточнениями.

— Ладно, Гена, все мы знаем, как ты к Разгуляю относишься. — Коверный произнес это хоть и с запинкой, но твердо. — Ненавидишь ты его, завидуешь ему Это ваши с ним дела, я не вмешиваюсь. А то, что я Ирку хотел, а он ее не отдал, это наши с ним дела.

И они только нас и касаются, понял, нет? И потом, чего ты так вдруг за Ирку обеспокоился? Все же знают, тебе на баб плевать с высокой колокольни.

— Т-тебе на них п-плевать? — Гошка спросил это у Коха с великим изумлением. — Совсем? Так что же ты мне сейчас тогда.., ну, про этот путь, про…

Дыховичный потрепал брата по затылку.

— А ты слушай его больше, салага. — Поднялся и шагнул в темноту. Скрипнули ворота. Он покинул территорию цирка. Катя напрягла зрение-этот коверный горе-клоун, куда он уходит ночью.

Кох вылил остатки водки в стакан, протянул Гошке, бутылка полетела в темноту.

— Когда мне было столько же лет, сколько тембе, — сказал он, — тоже вот так же я все по ночам мечтал: придет мой час, встречу я ее, такую красивую, волшебную, единственную, обрежусь об нее, как об острую бритву, и… Ну, в общем, крови бы своей на ее алтарь не пожалел, чужой бы не побоялся.

Верный рыцарь Генрих… — Кох тихонько постукивал кулаком по колену. — А потом.., потом, Гоша, до меня дошло, что все это сладкое вранье, мираж. Об этом в книжках красиво пишут, в кино показывают.

А в жизни, Гоша, все проще пареной репы. Естественнее все, ближе к природе. — Он ухмыльнулся. — Помнишь, когда мы в прайд львицу ввести хотели, что с нашим номером стало в первую же течку? Разгуляй закаялся с тех пор львиц брать. Так и с бабами.

Они, смотря под каким углом на них взглянешь, — иногда стервы, иногда волшебницы, иногда милашки, а по сути своей всегда животные. И всегда хотят верх взять, каблуком тебе на шею наступить. А когда у них это не выходит, начинают вести себя с тобой, как последние твари. А ты… Что, вскрыть вены на ее пороге от неразделенной любви — красивый жест, а?

— Да. — Гошка произнес это коротенькое слово быстро, невнятно.

Катя наблюдала за ним: пьяный мальчишка… Руки бы этому «верному рыцарю Генриху» оборвать, что спаивает несовершеннолетнего.

— И дурак будешь полный. — Кох вздохнул. — Ты в ящик сыграешь, парень, а она разведется и снова замуж выскочит за Валю Разгуляева.

Это было сказано так просто, словно весь их разговора местами такой