Узник концлагеря Дахау - Александр Бабин

не проклятый плен. Друг, наверно, тоже об этом думает, если голову отвернул от стола, чтобы не смотреть на «царское» пиршество. Сказать, что хочется поесть вкусной еды, которую не ели столько лет. Да нет, не хочется, просто обидно, что их судьба с ними так несправедливо обошлась.

Тишину разрядил сержант:

– Мужики, что-то я не пойму, вы что на одной фабрике работаете, одежда на вас одинаковая, – сказал, ехидно улыбаясь.

Остап на слова солдата даже не повернул голову. Иван, видя, что друг может сорваться, решил ответить за двоих, чтобы фронтовики не задавали лишних вопросов:

– Из лагеря освободились, там, что выдали, то и надели, едем домой, – ответил сухо.

Сержант продолжил допрос в той же манере:

– Мужики, конечно, это ваше дело, просто интересуюсь, за кражу в тюрьму угодили?

Иван, смотрел на него и думал, может, промолчать, опять же сержант-фронтовик не отстанет, пока не услышит ответа. Да и он хорошенько подвыпивший, видать, чешутся руки:

– Мы, мужики, враги народа, статья пятьдесят восьмая.

– Ни хрена себе! – удивился второй солдат, округлив глаза.

Сержант сразу положил ложку на стол:

– Это что, получается, вы против советской власти?! Мы с товарищем на фронте кровь проливали, а вы тут в тылу на фашистов работали, – и выгнул колесом грудь, явно красуясь орденом.

Остап повернул голову и спокойным голосом сказал:

– Мы повидали столько всего, что на две жизни хватит. Находились в плену в концлагере Дахау с сорок первого по сорок пятый, это вам не в окопах сидеть. Выжить в лагере – один шанс из тысячи. После освобождения НКВД нас посчитала врагами народа, отправила прямиком в советский лагерь, – и снова отвернулся.

Иван решил смягчить разговор, чтобы не накалять обстановку:

– Остап, ты чего, мужики просто поинтересовались, им-то откуда знать, кто мы такие. Мы, мужики, тоже воевали, в первом же бою попали в плен, даже два танка подбили, думали – вот оно – солдатское счастье. Снаряд накрыл, очнулись, кругом немцы и автоматами в грудь тычут. Дома нас считают погибшими. Вот так, мужики, – и резко встал. – Остап, бери мешок, пойдем, пересядем в конец вагона, ребята отдыхают, не будем им мешать.

– Мужики, простите нас, вот, блин, язык враг мой, – стал извиняться сержант. – Ну, правда, простите. Останьтесь, не останетесь – до смерти себя карить буду, – и протянул Ивану руку, второй фронтовик, следуя его примеру, подал руку Остапу:

– Неловко получилось, извините. Меня Николаем зовут, – представился сержант. – Товарища Алексеем кличут.

Пожали друг другу руки.

Николай тут же налил в стаканы водки, на два куска хлеба намазал ножом тушенки. Леш, принеси еще пару стаканов, выпьем с мужиками за победу. Наверно, не пили за победу, мы с мая празднуем.

– А что так поздно едете домой, не отпускали? – спросил их Иван.

– В Прибалтике лесных братьев добивали, но всех не добили, там у них круговая порука, хоть всех жителей стреляй. Кружку воды не дадут, это мы, русские Вани, последнюю рубашку готовые снять.

Иван засмеялся:

– Меня как раз зовут Иваном, а друга Остапом, мы не представились, – сказал в то время, когда Алексей вернулся с двумя стаканами в руках.

Сержант налил в стаканы водки, подал попутчикам:

– Мужики, закусывайте, вам надо отъедаться, а то кожей обтянуты, как барабаны. Я когда вас увидел, сразу понял: из тюрьмы ребята. Да, туго вам пришлось, домой приедете, начнете новую жизнь, все наладится. Давайте выпьем за победу, – и поднял стакан. Все выпили.

Фронтовики ехали до Омска, подъезжая к Кургану, Иван сказал:

– Скоро моя станция, в сорок первом нас, зауральцев, целый эшелон на фронт отправили. Интересно, сколько вернулось живыми, а сколько вот так, как мы с другом, чуть «в трубу не вылетели».

Сержант его переспросил:

– Что за труба?

– Крематорий, так в концлагере заключенные шутили.

– Ну и шутки у вас там были, брэ, – передернул он плечами.

Остапу почему-то захотелось рассказать фронтовикам о друге, он на своей шкуре, в прямом смысле слова, испытал «художества» доктора Мергеле:

– Иван, покажи, как фашисты тебя пытали, на теле живого места нет, кожу живьем снимали. Мне повезло, я на тачке возил трупы в крематорий, не по одной сотне в день.

– Зачем аппетит портить. Мужики, спасибо за стол, Остап, собирай вещи, подъезжаем, – сказал, посмотрев в окно, поезд как раз уменьшил ход, перестраивался на первый путь…

На вокзале Остап ждал поезда на Челябинск, Иван остался его проводить. Успели побриться, попросили обходчиков поездов пустить их в свою путейскую будку.

– Адрес ты мой знаешь, деревня Ключики, приедешь – сразу напиши. Обязательно напиши, где тебя потом искать, на деревню бабушке, уедешь в свой Львов на край света. Ты обещал приехать в гости, жену тебе найдем. Обещание дал, держи.

Иван волнительно говорил слова, расставаться с другом тяжело столько лет вместе. Остап крепко обнял Ивана:

– Вань, я обязательно приеду. Тут ехать-то часов шесть, а на велосипеде и того быстрее, – решил пошутить, видя, что Иван тоже заплакал.

Иван, посадив друга на поезд, помахал ему в окно рукой. Забросил через плечо полупустой мешок и вслух сказал:

– Остап, будь счастлив! – после этих слов ему почему-то показалось, что так и произойдет, сколько выпало горя на его судьбу, не может быть, чтобы она не повернулась к нему лицом. У самого судьба не легче, еще неизвестно, как примут родные, провожали солдатом, вернулся зэком. От слова «зэк» тело передергивает. Посмотрел на небо, день сегодня солнечный, к вечеру буду дома. Дом – красивое название, такое теплое, а жена еще теплее, как она там поживает, а если не дождалась, вышла замуж. Нет, надо гнать дурные мысли. Остапа рядом нет, некому ботинком по голове ударить, и заулыбался, вспомнив его шутливые слова, когда хотел броситься на колючку, друг оказался рядом.

По дороге домой Ивана догнала полуторка. Остановилась.

– Запрыгивай в кузов, я еду до Куртамыша, – крикнул небритый шофер. В кабине на пассажирском сиденье сидел полный мужчина в очках и шляпе.

– Мне до Ключиков, это по пути.

Иван залез в кузов, в нем находились деревянные бочки с надписью «Рыба». Кооператоры, пришло ему в голову это слово.

До деревни оставалось пару километров. Иван встал на ноги, руками уперся на кабину и стал смотреть вперед, быстрее увидеть родные места. Ему казалось еще немного, и сердце вырвется из груди, недоехав до свертка с дороги на деревню, постучал по кабине. Водитель остановил машину.

– Я тут дойду, спасибо, – Иван почти протараторил слова и спрыгнул с кузова.

А родные места не узнать, сколько рябин по обочине наросло, а раньше их