Дебри - Сара Пирс

class="p1">– Я пытаюсь объяснить. Я совершил ошибку. Глупую ошибку, и хочу извиниться. – Стид протягивает руку, словно собирается дотронуться до нее. – Последние несколько месяцев я ходил к психотерапевту, и она помогла мне понять, что сообщения, которые я тебе отправлял, являлись проекцией. Я проецировал свою вину на тебя, вместо того чтобы разобраться с ней. Даже когда понял, что ты не такая, как я предполагал.

Отвернувшись, Элин жестом дает ему понять, чтобы не приближался.

– Не надо.

– Пожалуйста, Элин. Это по-прежнему я. Мы все такие же друзья.

– Нет, не друзья. – Элин смотрит на него, сжав руку в кулак, чтобы та не дрожала. – Друзья не ведут себя так, как ты вел себя со мной весь год. Все извинения, осознание причин, почему ты так поступил, ничего не меняют. Неужели ты думал, что, если заманишь меня сюда и расскажешь все, я захочу тебе помочь? Я не желаю иметь с тобой ничего общего.

– Понимаю. – Стид беспомощно смотрит на нее красными опухшими глазами. – В глубине души я знал, что после моего рассказа ты от меня отвернешься, но это был мой последний шанс. Кир… – на этом слове его голос надламывается, – кроме нее у меня никого нет. Мне больше не к кому обратиться. Я доверяю только тебе.

Его эмоции добавляются к водовороту мыслей в голове и захлестывают Элин. Она размышляет не только о его признании, но и о мотивах. Говорит ли он правду или пробует манипулировать? А если в глубине души он до сих пор винит ее в исчезновении Кир? Что тогда? Он явно не в себе, на грани. Элин понятия не имеет, чего от него ждать.

– Тебе лучше уйти, – говорит она. – Пожалуйста, уходи.

Стид молча поднимает сумку и замирает. И хотя все в нем так знакомо – каждый жест, мимика, – Элин как будто смотрит на абсолютного незнакомца. Чужака.

Он со щелчком закрывает за собой дверь, но Элин стоит не шелохнувшись, пока его шаги по настилу окончательно не затихают вдали.

Еще через минуту она выглядывает в окно.

Стид ушел, но вернулся туман, и знакомый вид подернут дымкой.

Прижав руку к двери и убедившись, что она закрыта, Элин запирает ее и разворачивается. Сползает на пол, прижимаясь спиной к двери и подтягивая ноги к груди. Адреналин улетучивается, и тело ощущается чужим. Ее знобит.

Некоторое время она сидит, силясь осмыслить произошедшее, принять какое-то решение, но не может.

Хотя в какой-то мере она еще считает, что Стиду лучше было уйти, но на самом деле так хуже. Без его физического присутствия, потрясения оттого, что он рядом, мысли, которые лишь проносились в голове, теперь полностью сформировались и обрушились на нее все разом.

Как она могла не догадаться?

Как могла так ошибиться?

Элин сжимает виски пальцами.

Узкое пространство лишь усиливает ощущение клаустрофобии, вес навалившихся мыслей.

На воздух.

Надо выбраться из трейлера.

63

Кир

Девон, июль 2018 года

Я смотрю на экран телефона. Четверть восьмого.

Элин опаздывает на пятнадцать минут. Ни звонка, ни сообщения, что она не придет.

Мы уже в третий раз назначаем встречу, и каждый раз она не появляется.

Оправдывается тем, что работала или плохо себя чувствовала.

В кафе на пляже полно людей, и, когда мимо меня к двери проходит компания загорелых подростков, я тяну Вуди за поводок, перемещаюсь в более спокойный уголок террасы и отправляю очередное сообщение:

Я: Привет, я жду в кафе. Ничего страшного, если вы не сможете прийти. Просто дайте знать.

Проходит еще десять минут.

Переминаясь с ноги на ногу, я снова проверяю телефон, и на глаза наворачиваются слезы. Я смаргиваю их, не понимая, почему принимаю ситуацию так близко к сердцу. Возможно, она просто из вежливости дала мне номер, не ожидая, что я к ней обращусь.

Я обещаю себе подождать еще пять минут, а потом возвращаюсь. Перспектива провести в фургоне еще одну ночь в одиночестве не наполняет меня радостью, но не думаю, что лучше торчать здесь.

В новостях и в разговорах по-прежнему доминирует тема лодочных убийств. Компания мужчин у двери ресторана как раз обсуждает, что в Бриксхэме пропала еще одна девушка. Мужчины считают, что ее мог похитить тот маньяк.

Я некоторое время слушаю, а потом отворачиваюсь. И в последний раз проверяю сообщения.

Ответа по-прежнему нет.

Нагнувшись, я глажу Вуди и направляюсь домой.

Я прохожу примерно треть пути по пляжу, когда раздается мелодия вызова.

Это не звонок, а вызов по видеосвязи.

Вытащив телефон из кармана, я не тороплюсь провести пальцем по экрану.

Я уже знаю, кто это, поскольку только один человек может звонить мне по «Фейстайму».

Зеф.

Сердце замирает, по шее поднимаются горячие мурашки. Секунду я таращусь на экран, где вспыхивает его имя, и размышляю. В глубине души я понимаю, что не должна отвечать, даже думать об этом, но все равно мучительно желаю поговорить с ним. Увидеть знакомое лицо.

Я нажимаю «ответить».

– Кир?

Он произносит мое имя, наши глаза встречаются, и все остальные звуки – плеск волн, гул разговоров, даже крик малыша в коляске – исчезают.

Я медленно выдыхаю, внезапно ощутив тепло и успокоение. Наверное, так чувствует себя наркоман, получая дозу. По венам струится дофамин, и, хотя сердце бешено колотится, меня охватывает сладость покоя.

– Черт, – хрипло говорит он и нервно сглатывает. – Я подготовил целую речь, но стоило тебя увидеть…

Я медленно киваю, не в силах отвести взгляда от его лица, и как будто вижу его по-новому.

Зеф придвигается ближе к экрану и начинает снова:

– Ты на пляже?

Я откашливаюсь.

– Да, гуляю с Вуди.

– Вуди… Вуди?

Я опускаю телефон к Вуди, и тот нюхает экран.

– Наверное, он тебя слышит. – Я снова поднимаю телефон к лицу. – Но не видит, поэтому пытается унюхать.

Зеф кривится.

– Что ты хочешь этим сказать?

Я смеюсь, но резко останавливаюсь, не вполне представляя, как принято общаться с бывшими. Уж точно не как сейчас, будто мы и не расставались.

Зеф явно замечает мою неловкость.

– Слушай, я просто хотел узнать, как ты, и извиниться. – Он откашливается. – Когда ты сказала, что тебе нужно больше свободы, я отреагировал неправильно. Заявил, что тебе нужна помощь, да еще и приплел картину.

При упоминании о картине у меня начинают дрожать губы, и я с силой их прикусываю.

– Я не хочу возвращаться к этой теме, но картина была очень личной, теперь я это понимаю. Не мне пытаться разгадать ее смысл. И я хочу,