Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Фролов перебирал листочки, читая их записки и хмурясь.

– А отцу ты это показывала? Коля и вправду немного не в себе. Он через слово только и пишет, что его прибьют.

– Так оно и есть. Я была у них дома и слышала, как его дядя колотит, выкручивает пальцы и заставляет для себя играть на виолончели.

Фролов недоверчиво хмыкнул.

– Ну уж прям для себя! Он его воспитывает, жизни учит.

– Да, я забыла. У вас, у взрослых, это так называется, – Майка зло вырвала из рук следователя их с Колей переписку.

– Я тоже бывал у них несколько раз, но ничего подозрительного не заметил. Детей порой из-под палки приходится заставлять, – поучительно возразил он.

Майка сделала кислое лицо.

– Почему папа подозревает дядю Коли? Что за пальчики не совпали?

Фролов опять попытался уйти от ответа.

– Майка, я тоже немного притомился, ночь не спал. Как-то вылетело само. Я пойду, папа твой в Столешников сам придет.

– Нет, погодите. Вы сказали, что обвиняете губпрокурора в убийстве. На каком основании? – Майка уперла кулаки в бока.

– На каком основании? – переспросил Фролов, изумляясь тому, что девочке тринадцати лет известны такие выражения.

– Папа считает, что отца Колиного убил его дядя, что ли? А как же атаман? Он тогда что? Атаман Колю в усадьбе еще до войны навещал и в войну тоже. Я даже было подумала, что атаман тоже его родственник. Так просто кто приходит, игрушки дарить? – Майка собрала морщину на лбу, прикусив большой палец.

– Какие игрушки? Кто родственник? Атаман Степнов? Подожди-подожди, – теперь и Фролов собрал морщину на лбу. – Тебе что-то известно? Коля что-нибудь тебе говорил?

– Он ему был как… как Лоренцо Монтанелли! – не выдержала Майка.

– Какой еще Лоренцо Монтанелли? Он взял паспорт Швецова и стал сам Швецовым. Нам еще тут итальянцев не хватало, – проговорил Фролов, видимо, полагая, что Майка все знает.

– Батюшки-светы, – разинула она рот, – так что получается… этот зверюга и есть атаман? Прокурор и атаман в одном лице?

– Ну да, получается так… – расстроенно вздохнул Фролов, страшно пожалев, что вот так все ей выдал. – Только ты, Майка, молчи пока, никому говорить нельзя.

– И вы его не смогли вывести на чистую воду? У вас там пальчики не сходятся? – ужаснулась она.

– Пока не сходятся.

– Все пропало! – Майка сделала несколько отчаянных кругов по комнате и села на диван, обхватив голову руками. – Он его убьет. Коля единственный, кто его тайну знает. Он его в живых не оставит. И голодом морит… чтобы у смерти была естественная причина.

– Ты не горюй. Смерть от голода – это не естественная причина, дядю Колиного за это накажут обязательно. Мы сегодня же что-нибудь придумаем.

– Вы что? Вскрытия дожидаться будете?

– Нет, Майка, до этого дело не дойдет, что ты!

Майка не слушала старшего следователя. Еще как дойдет! И ничего они не придумают, ни сегодня, ни завтра, никогда! Если убийцей оказался губернский прокурор, они это и через сто лет не смогут доказать.

И она приняла твердое решение.

Дождалась, когда Фролов ушел, и бросилась собирать вещи. Откопала среди старых вещей саквояж из потрескавшейся желтой кожи, набросала туда тетрадей и учебников, недочитанного «Графа Монте-Кристо», сверху одежды, смену белья, замотала в платок зубную щетку и зубной порошок в жестяной коробочке. Посчитала, сколько у нее денег, которые копила на «Энциклопедию математики» Лахтина, – на два билета до Ленинграда хватит. И, быстро нырнув в свой клетчатый сарафан, подхватила пальто в одну руку, саквояж – в другую. Все. Бежать. Только бежать. У Коли оставалась веревка за занавесками в гостиной.

Зайдя в подъезд Колиного дома, она поднялась прежде на третий этаж и оставила свой саквояж у матери Мишки, сам Михэли был на работе. К Коле спускалась крадучись. Сердце стучало, как тысяча маленьких наковален, будто работал целый полк гномов-кузнецов. Майка оправила сарафан, убрала за уши свои короткие волосы, которые забыла расчесать, и постучалась. Если прокурор-убийца еще не ушел, то она прикинется представителем учкома, скажет, что пришла проверить, делает ли Коля дома уроки. Но никто не вышел, никто не ответил, и за дверью не раздавалось никаких звуков жизни.

Убедившись, что прокурор, скорее всего, убрался на свою службу, Майка достала из кармашка готовую записку, в которой изложила весь план побега, просунула ее под дверь и уселась на полу ждать.

Конечно, Коля мог опять завалиться спать, как медведь в берлоге, ему другого ничего не оставалось. Если нет и куска хлеба, лучше спать, Майка знала это по своему опыту. Когда в ее деревню близ Белозерска вслед за революцией пришел повальный голод, она, бывало, проводила во сне недели, вставала только раз в день – глотнуть горького варева из корнеплодов, которые стряпала ее опекунша-знахарка.

Майка просидела час, полтора, потом поднялась к матери Мишки, рассказала ей все вчерашнее приключение и поведала о новом плане. Тетя Бела качала головой и охала, а потом напоила ее молоком. Оставшаяся без завтрака Майка с удовольствием принялась за него, но, выпив половину, вспомнила про голодного друга, ей стало стыдно, и она отставила стакан в сторону.

Каждый час она ходила проверять, не выставил ли свой ответ Коля, стучала, звала, собрав ладони рупором и прижав их к двери. И только к середине дня из-под двери скользнула свернутая вчетверо записка. Под ее текстом было нацарапано всего одно слово: «Давай!»

Забрав саквояж, она понеслась вниз, под окна Коли. Тот стоял на подоконнике и уже просовывал во фрамугу веревку из простыней.

Майка посмотрела вправо, влево – улица была пуста, опять сложила ладони рупором и прокричала:

– Привяжи конец к ножке вашего обеденного стола. Только крепко!

Коля исчез, вскоре вернулся.

– А теперь надо открыть все окно. Ты же не полезешь через эту форточку.

Коля замер, не понимая, чего от него хотят. Потом медленно сполз с подоконника и стал дергать створки. К зиме щели уже были законопачены ватой и заклеены полосками белой бумаги, смоченной клейстером, пришлось повозиться и пошуметь.

Вдруг из-подворотни вышла баба Дося. Майка успела сделать знак Коле, чтобы он успел скрыться.

– А ну марш отседова, – замахнулась на нее дворничиха метлой. Майка подхватила саквояж и дернула в сторону церкви. Сев на камень, издали наблюдала, как баба Дося долго и кропотливо мела улицу.

Вернуться смогла, только когда та исчезла во внутреннем дворике. Тем временем Коля уже справился со створками, сбросил веревку, подергал – вроде крепко. Казалось, оставалось всего ничего, вжик – и аэропланом вниз.