Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер

— Вот так просто?

— Ну а как? — пожал плечами Санников. — Пока бы я ее уговаривал, Котельников мог очнуться, и тогда я бы на нары… — Он поморщился, поняв, видимо, что в финале все равно оказался там, где не хотел. — Обещал ей, что устроимся, заживем, деньги будут. Я вам так скажу… Светка, мне кажется, ничего другого в жизни не хотела так, как денег. Ну, тяжелое детство, мужик-козел, работа не то чтоб высокооплачиваемая… а она жить хотела, наряжаться…

— И вы решили, что работать самому все-таки слишком не для вас, а вот чужое заработанное забирать — вполне годится? — спросила Полина, надеясь, что расслабленный воспоминаниями Санников проговорится, но нет. Юрий был начеку:

— Э, так не пойдет, Полина Дмитриевна. Я вам душу открываю, а вы меня на мелочах ловите? Не я это придумал, говорю же — не я! Светка все. И пистолеты она нашла.

— В лесу, когда за грибами ходила?

— Да почему же… В Осинске человека нашла, который торговал тихонько… цыган вроде какой-то, не то Сёма, не то Слава, не знаю, ее спросите.

— И вы всерьез думаете, что я поверю в то, что выросшая в детском доме Светлана, тихо и почти как затворница жившая в поселке Лесопильщик, имела такие знакомства?

— Ну, проверяйте, раз на слово не верите, — пожал плечами Санников. — Она на рынок в Осинск сама ездила, деньги передавала и стволы забирала. Деньги я у друга одолжил, у Огонька, ему тоже вопрос задайте, он подтвердит. Мы как раз тогда у них жили.

«Ну, в том, что Огнивцев подтвердит, я не сомневаюсь, у вас схема, похоже, заранее была наготове, — подумала Полина. — Двигунова, конечно, пошлю в Осинск, пусть там с участковым переговорит на предмет цыган, торгующих оружием. Но это номер пустой».

— А как вообще идея-то пришла? — спросила она. — Почему дальнобойщики?

— А вы трассу Хмелевск — Осинск хорошо знаете? — вопросом на вопрос ответил Санников.

— Ну, неплохо, — кивнула она. — По работе приходится ездить.

— Тогда вы знаете, сколько там мест, где не берет связь, нет освещения, зато полно мест, где можно засаду устроить. И что ночами там, кроме большегрузов, почти никто и не ездит. Ну, все просто. Приметить дальнобоев подходящих можно в кемпинге, довести тихонько до нужного места — и все, бери их, тепленьких. — Санников откинулся на спинку стула. — Мы для этого даже рации купили, тот, кто в кемпинге пас, сообщал тем, кто ловушку готовил, номер машины, и все.

— Был принцип, по которому выбирали жертву?

— Ну, чтобы груз был таким, что легко сбывать через Кошку. Она же профлист в магазин не попрет, правда? — усмехнулся Юрий. — Техника, продукты — это да. Ну и всегда полезно слушать, о чем дальнобои в кафе разговаривают. Можно, опять же, пивком угостить, язык быстрее развязывается. Ну и выбирали тех, кто в ночь выезжал, конечно. Они же как — днем в кемпинг зарулили, машину посмотрели, поели, выпили, отоспались — и дальше в рейс. И вот тех, кто в ночь ехал, мы и выбирали. Тоже, кстати, Светка надоумила, — с какой-то даже гордостью в голосе ответил он.

«Очень ненавязчиво, да, — подумала Полина. — Говорил-говорил, потом опомнился».

— Хорошо. А ваша основная роль в чем состояла?

— А по ситуации.

— Юрий Викторович, а вам не надоело прикидываться? По ситуации вы стреляли в того, кто выходил помочь якобы попавшей в беду девушке на машине или в спускавшегося проверить, что попало под колесо. Да-да, не делайте круглые глаза. До того, как все дружным хором начали исполнять песню об ужасной Светлане Котельниковой, один из ваших подельников успел рассказать в подробностях, кто и какую роль исполнял в этих постановках. Вы всегда стреляли первым, старший Куличенков следил, чтобы живых не оставалось, Огнивцев с младшим Куличенковым вскрывали фуру и забирали оттуда все, что требовалось. Милана Котельникова исполняла роль попавшей в беду, раньше это делала Светлана, но в последних трех нападениях вместо нее вы взяли ее дочь. А вы всем руководили помимо выстрелов в первого вышедшего из кабины. Зачем вы заставили младшего Куличенкова стрелять в двух последних эпизодах? — Полина посмотрела на Санникова в упор. — Чтобы повязать его кровью? Как Милану?

Санников напрягся, лицо его сделалось красным, на лбу набухла и запульсировала вена:

— Милану никто не заставлял! Сама напросилась, сама ствол взяла, сама в водителя выстрелила! Это на меня не вешайте! Хотела мне доказать, что может не хуже мамаши своей!

— А Даниил Куличенков что кому доказывал?

— А этот вопрос вы его бате задайте, Чистильщику. Видели, наверное, что там за животное? Сказал уже вам, что убивал потому, что мог это сделать? Вот и пацана учил — если ты сильнее, если тебя боятся, то ты тогда человек, а во всех остальных случаях — ты лох безответный и тебя мочить можно. Честно если, там мне пацана даже жаль было, вот как Светку сначала, — вдруг сказал Санников, вытирая вспотевший лоб. — Я как будто себя вспомнил в детстве… — И тут он осекся, умолк, глядя в стол.

— Вспомнили, как отец в сарае закрывал? — негромко спросила Полина. — Как унижал, бил? А потом его место занял старший брат Александр, да? Нет, он вас физически не трогал, но у него всегда в кармане имелся козырь, чтобы воздействовать, правда? С отцом вы рассчитались вдвоем, мать упрятали в психиатрический стационар, Сергея Котельникова Александр, как мог, заткнул деньгами и уходом в доме инвалидов. И вы себя ощущаете как медведь на цепи — хотите от воли брата избавиться, да не можете, кругом повязаны. И пост у него высокий, кто поверит, правда? А вас он, если не будете исполнять то, что он велел, тоже сольет.

Полина видела, что снова попала в больное место, используя все, что узнала в поселке от Тимофеевны, и не ошиблась, предполагая, как все обстоит. Юрий — физически сильный, даже по-своему умный, был сломлен психологически еще отцом, а брат просто воспользовался этим и под предлогом братской заботы повязал младшего по рукам и ногам.

— Вы ведь часть денег, что добывали разбоем на дорогах, отдавали ему, да? И всякий раз думали — зачем человеку, у которого и так все есть, эти, по его меркам, гроши, верно? А взбунтоваться не могли, потому что хорошо знаете, что он вас мгновенно утопит.

— В камеру! — заорал вдруг Санников так истошно, что Полина невольно отпрянула. — В камеру ведите, плохо мне!