Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

Совершенно случайно я снова встретил Ральфа в «Метро-Голдвин-Майер». В первый раз это произошло на выездных съемках мюзикла «Высшее общество». В те годы танцевальные фильмы были все еще популярны, а Ральф с его репутацией лучшего в Шанхае танцора стал ведущим хореографом Голливуда.

Последний раз я видел его в сорок первом году, когда ему было около двадцати. Стройный светловолосый юноша превратился в чуть полноватого мужчину, однако мне хватило секунды, чтобы его узнать. В ту пору его глаза временами загорались все тем же безжалостным блеском, что и в подростковые годы. Лишь сейчас, когда он состарился, я перестал замечать это за ним.

Я аккуратно поспрашивал окружающих о его прошлом и убедился в том, что это действительно был Ральф. Только вот он сменил имя и теперь звался Ларри Говардом.

Как ни странно, Ларри не узнал во мне Юйлиня. Он так и не понял, что я был тем самым китайским мальчиком, которому он отрезал ноги и половой орган, заставив испытать чудовищные страдания и стыд. Именно это поразило меня больше всего. «Неужели у меня настолько изменилась внешность?» – размышлял я. Возможно, на моем лице отпечатались все невзгоды, выпавшие на мою долю, – в совокупности их хватило бы на жизнь нескольких человек. Однако больше всего на мне сказались не они, а кастрация. За минувшие четырнадцать лет я превратился в совершенно бесполое существо, в облике которого уже не угадывался прежний китайский мальчишка.

Интерес к Китаю пробудился у американских киношников еще до «Шанхайской девушки» и фильма «Любовь – самая великолепная вещь на свете»[371]. По иронии судьбы мы с Ларри частенько работали вместе. Как-то раз он подошел ко мне и сказал: «Ты ведь китаец, да? Я родился и вырос в Шанхае, так что много знаю про Китай. А ты откуда родом?» «Из Гонконга», – ответил я, даже не подумав. С тех пор я стал выдавать себя за гонконгского гримера. Но если так подумать, то для моей карьеры это было даже неплохо, поскольку Гонконг славился своими фильмами о боевых искусствах[372].

Думаю, окружающие считали нас с Ларри успешными людьми. В те годы если тебя привлекали к съемкам голливудских фильмов, то, значит, дела у тебя шли очень и очень неплохо. Мы оба обзавелись домами в Беверли-Хиллз. Из-за происхождения мне было сложно купить там дом, но Ларри сделал все возможное, чтобы подсобить мне. В тот момент я заподозрил, что он догадался, кто я такой, и теперь пытается искупить вину. Но нет, Ларри совершенно забыл обо мне. Возможно, то, что тогда он сделал со мной, было для него каким-то обыденным эпизодом, как если б он оторвал лапки кузнечику или выдернул крылышки у цикады.

Я сам больше, чем кто-либо другой, хотел забыть о случившемся и избавиться от ненависти к Ларри. Он и впрямь был добр ко мне, и мы на самом деле стали близки. Я всей душой хотел довериться ему. Если б только не наше прошлое…

Однако то, что он сделал с моим телом, определило всю мою дальнейшую жизнь. Помимо того, что я потерял ноги, я не мог жениться и завести детей. От этого мне было особенно тяжело, ведь я их очень люблю. Ларри познакомился с прекрасной женщиной и создал с ней крепкую семью. Я же, за неимением другого варианта, усыновил ребенка.

Но тяжелее всего были походы в туалет. Всякий раз, справляя нужду, я с ненавистью думаю о Ларри. Не хочется об этом говорить, но в Китае есть выражение «вонять как евнух». Все дело в том, что у мужчин лишение гениталий влечет за собой такую проблему, как недержание мочи. Люди даже не подозревают, что я постоянно нервничаю… Каждый день был для меня испытанием. Сколько раз я роптал на небо и спрашивал Бога, за что он назначил мне такую ужасную судьбу. Мне правда хотелось убить Ларри, тем более что телу становилось все тяжелее. Боли, мучившие меня изо дня в день, не давали мне забыть о нашем общем прошлом.

Но вот что странно: хотя не проходило ни дня, чтобы я не задумывался об убийстве Ларри, он в то же время вызывал во мне симпатию. Наверное, те парадоксальные чувства, которые я к нему испытывал, способны понять только евнухи. Они ведь и сами создания, полные противоречий.

Но убить его я не мог. С таким здоровьем я вряд ли смог бы благополучно скрыться с места преступления. Так и прошли эти несколько десятков лет жизни в нескольких ярдах от моего близкого друга и одновременно заклятого врага.

На пороге старости мы оба отошли от дел. Все эти годы я ждал возможности убить Ларри. Но в конце концов такого шанса не представилось, и я уже смирился, что покину этот мир, так и не отомстив ему. «Такова воля Всевышнего», – уверял я себя.

И тут к нам внезапно пожаловала звезда с Востока. Интерес к киномюзиклам вновь оживился. Двух пенсионеров, сидящих дома без дела, приглашают на съемки у Мертвого моря.

Я долго раздумывал. Просто лишить Ларри жизни не имело никакого смысла. Нет, он обязательно должен был знать, за что я его убиваю. И лучше всего для этого подходила вода, ведь он сам хотел превратить меня в русалку… Почему, вы думаете, я предложил Леоне снимать фильм здесь? Да потому что в Израиле существует единственное море во всем огромном мире, где я мог бы плавать без ног. Забавно, да? Из меня сделали морское существо, но я утонул бы в любом море, кроме Мертвого.

В ту ночь мы вместе с Ларри покачивались на воде позади дворца. Было полнолуние, поэтому мы хорошо видели друг друга даже без фонарей. В руке я крепко сжимал пластиковый пакет с пистолетом. Внезапно я сказал:

– Ларри, знаешь, как по-китайски будет «русалка»?

Ларри не знал. Точнее, не знать он не мог, но язык уже совсем забыл.

– Нет, – сказал он каким-то не своим и оттого нелепым голосом.

– «Жэньюй», – ответил я. – Помнишь, как когда-то давно, в Шанхае, ты содержал у себя русалку?

Ларри все еще ничего не вспомнил и лишь удивленно посмотрел на меня.

– Подземелье «Хун Юаньшэна», тайный театр. Там был гигантский аквариум.

Я приподнял над водой закругленные обрубки ног, а затем перевернулся и показал ему татуировку сзади – она у меня до сих пор не сошла.

– У той русалки была чешуя, помнишь?

Видели бы вы выражение лица Ларри… Он наконец-то все вспомнил. В его глазах читалось отвращение. Он лишь разевал рот, ничего не говоря.

– Моя жизнь была настоящей пыткой.

Произнеся эти слова, я поверил, что смогу спокойно убить его. Но только я попытался открыть мокрый пакет с пистолетом, как мои руки так затряслись, что я сам испугался. Удивительно, но я никак не мог открыть его. Старческий тремор.

Казалось, прошла целая вечность. У меня ничего не получалось. Но даже самый благородный человек не будет смирно ждать, пока его убьют. Прежде чем я успел что-то предпринять, мы с Ларри сцепились, и он с легкостью вырвал у меня пакет. Немного подержав его в руках, молча швырнул его вдаль. Пистолет, впитавший в себя пятьдесят лет злобы, ушел на дно Мертвого моря.

Я горько развел руками и рассмеялся, чувствуя какое-то странное облегчение. Вышел какой-то фарс. Быстро же Всевышний решил опустить занавес в этой трагедии мести…

Я думал, что Ларри извинится. Что он скажет что-то вроде: «Мне нет никакого оправдания». Что мы оставим всё в прошлом и больше не будем вспоминать о случившемся. Он ведь действительно сделал для меня немало хорошего. Однако Ларри ничего не говорил и лишь пристально глядел на меня. Его глаза сверкнули тем же жестоким блеском, что и пятьдесят лет назад.

Я впал в ступор. В тот момент я понял: сейчас Ларри мысленно цеплялся за свое происхождение, пытаясь убедить себя, что ничего плохого он не сделал. В секунду мной овладел дикий гнев. С новой силой вспыхнула злоба, таившаяся во мне все эти пятьдесят лет. «Кем же я