Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов

И вот теперь на очереди был узник Шлиссельбургской крепости…

Домчались быстро. Даже заскучать не пришлось. Прогнаевский стоял на палубе и лицом ловил колючие холодные брызги. Катер, сбавив скорость, мягко прошуршал металлическим днищем по дну и остановился у самого берега. Дежурный матрос расторопно опустил трап, предоставляя возможность именитому пассажиру ступить на сушу.

– Благодарю, голубчик, – произнес подполковник, молодцевато распрямив спину, прошел мимо вытянувшегося матроса и бодро спустился на трескучий гравий.

Едва подполковник шагнул на сушу, как крепость тотчас подавила его своим величием. Каждый камень на острове пронизывала значительная часть российской истории. Такие седины следовало уважать.

Стены и башни Шлиссельбургского острога едва ли не вплотную подступали к воде, и на приличном расстоянии казалось, что крепость буквально вырастает из воды. Подполковнику не единожды приходилось бывать в Шлиссельбургской крепости по служебным делам, чаще всего летом, в ясную погоду. В осеннем сумраке острог выглядел несколько иначе, посуровее что ли, да и постарше, как будто с момента последней встречи прошло не менее ста лет. Стены и башни еще более потемнели и покрылись ржавой плесенью, а узкий берег, спускавшийся круто в Неву и в жаркие летние дни заросший сочной травой, пообтерся, пожелтел и неприветливо оголился большими тесаными валунами.

От ворот, покрашенных в бело-черную полоску, отделилась высокая статная фигура и двинулась прямо навстречу прибывшему катеру. Офицер поравнялся с сошедшим на берег Прогнаевским и представился, вскинув к виску ладонь:

– Начальник Шлиссельбургского острога полковник Розенберг.

– Подполковник Прогнаевский. Рад знакомству, барон. Наслышан о вас, и все в восторженных тонах!

– Польщен.

– Признаюсь, не ожидал вас здесь увидеть, слышал, что буквально на днях вас хотели перевести в Мариуполь начальником губернского жандармского управления, – крепко пожал протянутую руку Михаил Васильевич. – Думал, что не застану.

– Я тоже об этом слышал, – скупо улыбнулся полковник. – Видно, в министерстве посчитали, что в остроге я буду нужнее.

– В прошлый раз я был здесь, кажется, лет семь назад. Меня так не встречали, да и катера не было, – переменил тему Прогнаевский.

– Тогда вы были ротмистр, а сейчас – подполковник с особыми полномочиями от министра внутренних дел. По-другому нельзя, можете и обидеться, – добродушно улыбнулся Розенберг. – Прошу в наш острог… разумеется, в качестве почетного гостя. – Заметив, как дрогнули губы подполковника (не то в едкой ухмылке, не то в добродушной улыбке), поспешил исправиться. – Прошу покорнейше извинить, издержки профессии, знаете ли.

– Понимаю, поэтому не обижаюсь. Большое у вас хозяйство?

– Предостаточно для такого небольшого клочка суши, – офицеры медленно поднялись по склону, миновали небольшую, залитую водой рытвину по короткому деревянному мостку и вплотную подошли к воротам, подле которых стоял караул из четырех солдат, высоко задравших острые бритые подбородки. – Около пятидесяти человек из жандармского управления и более ста в штате пешей жандармской команды. Ну, про арестантов я уж не говорю, здесь их несколько сотен. И в старой тюрьме сидят, и в новой, недавно построенной.

– Не балуют?

– Здесь особенно не побалуешь, – скупо объяснил начальник острога.

– А как вы узнали о моем приезде?

– Хотели сделать нам сюрприз? – усмехнулся полковник Розенберг.

– Вижу, что не получилось.

– Хотя мы и живем на острове, но о том, что происходит в Министерстве внутренних дел, мы прекрасно осведомлены. Тем более нам хорошо известно о специальных представителях, да еще направляющихся в наше ведомство… Мы хотели встретить вас еще в Шлиссельбурге, но просто не сочли правильным ставить вас в неловкое положение. Вы голодны? Повар приготовил преотличный ростбиф, из хорошей бычьей вырезки.

– С удовольствие отобедаю, но сначала я бы хотел переговорить с арестованным Варфоломеем Стояном. В каком он корпусе?

– Мы его держим в старой тюрьме. Уверен, что ему там удобнее, да и нам как-то поспокойнее. Я вас провожу!

– Мне бы хотелось поговорить с ним наедине.

– Не возбраняется.

Прошли через воротную Государеву башню, за которой открывался вид на сравнительно небольшой внутренний двор крепости. В самом центре возвышался собор Рождества Иоанна Предтечи, за ним выглядывало здание Новой тюрьмы, в которой размещались ссыльнокаторжные государственные преступники. Справа располагалось одноэтажное здание Старого острога, прозванного Секретным домом, с крышей из металлических листов, которые были выкрашены в коричневый цвет. С трех сторон здание тюрьмы окружала девятиметровая каменная стена. Войти в Старую тюрьму можно было по высокому крыльцу из пяти ступенек через тяжелую обитую металлом дверь. Вдоль стен – десять небольших окон с решетками. Между крепостной стеной и Старой тюрьмой, виновато прижавшись к стене внутреннего двора, возвышалась виселица, усугублявшая и без того удрученное настроение.

– Отсюда были побеги? – спросил подполковник, окидывая долгим взглядом высокие каменные стены замка.

– Всего лишь однажды, – охотно отвечал барон. – Шестьдесят четыре года назад при помощи часового из верхнего этажа солдатской казармы бежал заключенный Ромашов. Через два часа его поймали на окраине Шлиссельбурга и препроводили уже не в солдатские казармы, а в Секретный дом. Где мы с вами сейчас и находимся… И потом, куда бежать-то? Особенно-то и некуда! Чужой человек сразу виден, его сами местные сдадут.

У входа стоял надзиратель и, заметив приближающихся офицеров, расторопно распахнул кованую дверь.

Внутри помещений было зябко. Тянуло сыростью. Прошли по длинному коридору и остановились перед камерой № 8.

– Здесь он, голубчик, сидит в одиночке, – показал на дверь полковник Розенберг. – Справа и слева от него камеры пустые. Соседей нет. Полная изоляция. Стоян – арестант известный, можно сказать, знаменитый. Непонятно, каким образом, но заключенные сразу узнают, где он сидит, пытаются с ним перестукиваться через стены или говорить через трубы клозетов, а это нарушение режима, вот мы и пошли на некоторое неудобство для себя – держим его совершенно изолированно. Вот даже не поймешь, кто он – не то уголовник, не то политический. Вам известно, что он участвовал в нескольких экспроприациях? – прищурился полковник Розенберг.

– Вот как? – невольно подивился Михаил Васильевич. – И для кого же он так старался?

– Награбленные деньги передавались большевикам.

– Ах, это… Слышал об этом, но ведь доказано не было.

– Доказано не было, верно… Вот только у нас свои источники. Нам доказательства без надобности…

– Позвольте полюбопытствовать, откуда вам известно?

– В Новом здании тюрьмы сидел человек, который не только знал Стояна, но и лично участвовал с ним в грабежах банков. А когда этот человек во всем признался и Стояна соучастником назвал, так на следующий день и помер. Пытались провести следствие, но разве кто признается? Я так думаю, задушили его сидельцы.

– И что вы с ними сделали?

– А чего с ними сделаешь? – пожал плечами барон. – Подержали с недельку в карцерах, а потом по отдельным камерам раскидали. Этот острог, он сам по себе как