Мы все виноваты - Альберто Васкес-Фигероа

Однако очень скоро он понял, что в одиночку с этой задачей не справиться.

Какими бы ни были его способности и знания, ему требовалась команда. И он посвятил этому следующие годы.

К началу нового века фирма Derderian y Asociados стала самой изысканной, надёжной и технологически оснащённой частной следственной компанией в мире.

Её клиентами были правительства, корпорации, музеи и особенно страховые компании, которые всегда охотно платили за услуги – ведь в компании действовало правило: не добились результата – не считайте гонорар.

Однажды он выяснил, что главный инженер преднамеренно изменил диаметр одной гайки на две тысячных миллиметра – в итоге, спустя время, двигатели определённой марки автомобилей начали расходовать больше топлива, что вызвало массовое недовольство. Благодаря вмешательству Derderian y Asociados компания избежала многомиллионных убытков и предотвратила будущие диверсии.

Промышленные шпионы, хакеры и «белые воротнички» боялись его больше, чем полицию, потому что знали: его команда – это профессионалы с доступом к самым передовым технологиям.

В мире, который мчится с бешеной скоростью, борьба между преступниками и защитниками закона становилась всё хаотичнее. Коррупция проникла в большинство сфер, и всё труднее было понять – кто на какой стороне.

Derderian y Asociados тщательно расследовали дело по поручению президента Фухимори: отследить счета террористической организации «Сендеро Луминосо», через которые шли деньги от наркоторговли на покупку оружия. Но куда тщательнее пришлось работать спустя годы, когда им поручили выяснить, какие счета использовал сам уже свергнутый Фухимори, чтобы вывезти миллиарды, полученные тем же путём.

И самое печальное было в том, что то, что волки начали жрать друг друга, вовсе не значило, что овцы были в безопасности. Наоборот: чем сильнее дрались волки, тем больше овец они пожирали.

Больше всех пострадал, как водится, народ Перу.

Бразилец не раз доказывал, что он один из немногих, кто умел оставаться хладнокровным и беспристрастным в это сумасшедшее время.

Ему это давалось нелегко, но клиенты это знали, принимали – и платили за это.

Теперь, сидя в углу своего звукоизолированного кабинета, словно медведь в берлоге зимой, он подолгу размышлял, не отрывая взгляда от огромной шахматной доски, стоявшей перед ним.

С тех пор как он покинул профессиональные шахматные круги, он больше ни разу не сыграл ни с кем – даже с самим собой, – но пустая доска стала для него чем-то вроде необычного ежедневника: мысленно он размещал на её клетках фигуры той задачи, которую ему поручили решить.

Многолетняя практика игры в сложнейшие шахматные партии по памяти натренировала его настолько, что он безошибочно знал, где находится каждая пешка, конь или ладья, почему она именно там, и какую функцию должна будет выполнить в будущем.

С того самого момента, как Гаэтано Дердериан Гимарайнш умудрялся расставить каждую фигуру головоломки по нужным клеткам, он по опыту знал: решение обязательно найдётся. Всё, что оставалось, – это определить, сколько тысяч возможных комбинаций может возникнуть, как в сложной шахматной партии.

А этому его начал учить отец, когда он был ещё едва ли выше табуретки.

– Худшее в хороших идеях – это то, что они витают в воздухе, – говорил он однажды коллегам, когда те интересовались его методами работы. – Хорошая идея, если её не зафиксировать, может просто исчезнуть или даже превратиться в плохую. Первое, что нужно сделать – поймать её и поместить на клетку, даже если изначально она не кажется подходящей. Главное – удержать её. А потом, когда каждая идея на своём месте, мы начинаем их переплетать, осторожно двигать, даже сталкивать, но всегда помня, где каждая была изначально. Если она была на f5, и мы видим, что путь в никуда – надо вернуть её туда же и не позволить ей болтаться в воздухе, мешая остальным.

– Хочешь сказать, что твой разум разделён на шестьдесят четыре клетки или отделения?

– В основном так и работаю. Хотя потом каждое из этих отделений делится ещё на шестьдесят четыре клетки, и те – ещё на столько же. Это как двери, которые открываются одна за другой – так мне проще находить нужную информацию.

В каком-то смысле, можно сказать, что мозг этого бразильца был так адаптирован к эпохе, в которой он жил, что функционировал как современный компьютер, обрабатывающий данные по заранее заданным цепям в непрерывном стремлении к логичному ответу.

В лучшие свои времена он играл в двадцать «одновременных» партий с завязанными глазами: проиграл одну, три свёл вничью, а остальные шестнадцать выиграл с блеском – и это наглядно демонстрировало феноменальность его памяти и воображения при работе с шахматными фигурами.

Поэтому в первые недели он целиком посвятил себя «обработке информации», скрупулёзно заполняя клетки доски, в ожидании момента, когда сможет рассмотреть проблему в целом.

В какой-то момент, однако, он понял: даже кропотливая работа его команды не позволит собрать все необходимые данные. Пришлось назначить новую встречу с Роменом Лакруа.

Тот принял его в своём офисе на верхнем этаже корпорации Acuario & Orión на Елисейских Полях. Пернамбуканец не удивился, что кабинет оказался точной копией того, что он уже видел во дворце на берегу Луары, с той лишь разницей, что картины были другими – но также принадлежали кисти Сезанна, Гойи и Пикассо.

– Ну что? – первым заговорил француз, закуривая толстую и дорогую сигару. – Есть продвижения?

– Не особенно, – ответил тот с абсолютным спокойствием. – Структура ваших компаний устроена так, чтобы никто не мог толком понять, где начинается и где заканчивается функция каждой из них. Подозреваю, что даже вы не вполне в курсе, насколько далеко тянутся некоторые ответвления. Если коротко, у меня создаётся впечатление, будто существует некое «государство в государстве».

– Вы хотите сказать, что кто-то меня предаёт?

– Ни в коем случае. Скорее, я думаю, что это – следствие вашей собственной воли.

– Объяснитесь.

– Всё просто. Вы ведь знаете, что иногда ваши компании вынуждены действовать, скажем так, «откровенно не по правилам» – подкупать министров и чиновников, закрывать глаза на определённые проблемы…

– Например?

– Например, одна из ваших продовольственных компаний со штаб-квартирой в Швейцарии использует какао из Кот-д’Ивуара, которое значительно дешевле, чем из других стран.

– И что в этом плохого?

– А то, что на огромных плантациях Кот-д’Ивуара производят самый дешёвый какао потому, что там используется детский труд – речь идёт о настоящей «работорговле», уносящей жизни миллионов детей в Африке.

– Шутите?

– Думаете, я способен шутить о жизни тысяч детей?

– У вас есть доказательства?

– Счета на закупку вашей компании.

– Я не об этом. Я о якобы существующей детской работорговле.

– СМИ, включая и те, что находятся под