Заклинатель - Лейтон Грин

Это стало ее последней мыслью перед тем, как она врезалась в стену.

В стену? Ошеломленная Нья замерла, повалившись на колени. Ведь никакой стены нет! Может, ее перехватил один из телохранителей? Нья вскочила на ноги, дико озираясь, но не увидела никого рядом с собой.

Ужас, омерзительный и липкий, объял ее.

Невидимая стена шла по самому краю кровавого круга. Бесплотная, иллюзорная, которую, однако, невозможно преодолеть.

Этого же не может быть!

Широко раскрыв глаза, Нья неуверенно протянула руку и нащупала ее. Стену, состоящую из пустоты, однако прочную и неприступную. Нья уперлась в нее со всей силы, стала перебирать ладонями вверх и вниз, будто свихнувшийся мим, но не могла сдвинуть ее с места.

Барабаны забили громче, толпа выкрикивала имя Эсу. Нья пошла, а потом и побежала вдоль края проклятого круга, пока не вернулась в то место, где очнулась. То, что с ней происходило, не поддавалось объяснению с точки зрения науки, было сверхъестественным. Она упала на землю и стала истово молиться:

– Отец Кауден, помоги мне! Будь моим заступником перед Богом!

С земли стал подниматься белый туман. Нья встала на колени. Туман, как и во время прошлых обрядов, не выходил за пределы круга. Когда он дошел ей примерно до талии, она вскочила, чтобы не погрузиться в эту адскую белизну.

Но шансов у нее не было. Туман поднимался все выше, пока наконец не сомкнулся над головой, заключив Нью в белесый кокон. Она даже почувствовала какое-то облегчение от того, что ее спрятали, хоть и таким извращенным образом, от Н’анги и его беснующихся последователей. Но потом вспомнила, что должно произойти дальше.

Ее обуяла паника. Клаустрофобия. Нужно как можно скорее выбраться из этого круга. Все тело покалывало, нервные окончания вибрировали, и вдруг у нее возникло ощущение, будто в круге она не одна. Будто кто-то вошел в него. Она не могла толком описать это чувство, в голове крутилось только: «Здесь кто-то есть».

Нья заметалась, тщетно испытывая магическую стену на прочность. Туман скрыл всё за ее пределами, кроме Н’анги. Она колотила по невидимой преграде, по-прежнему слыша какофонию неистовствующей толпы и барабанов. Перед глазами вставали зловеще скалящиеся лица фанатиков. Будь они все прокляты!

Внезапно стало тихо. Толпа, барабаны, сама природа – всё вдруг замолчало, будто мир окутала звуконепроницаемая пелена.

Нью охватил страх. Ничего подобного она в жизни не испытывала. Она обмякла, будучи не в силах повернуться и посмотреть в лицо тому, кого ощущала у себя за спиной. Ни единого звука не вырвалось у нее из груди – не в ее правилах отступать при виде смертельного врага.

Рев взывающего к Эсу Н’анги разорвал тишину, и Нья подумала, не окажется ли этот ненавистный голос последним, что она слышала в жизни.

* * *

Глухой металлический звук удара по голове, и Грей упал наземь.

Доля секунды шока и сильнейшей боли, и вот он уже сжался, подтянув колени к груди, чтобы защитить жизненно важные органы. Перед глазами замаячила пара грубых ботинок. Как и подобает бойцу, Грей попытался встать: локоть вниз для упора, рука и нога вперед для защиты, вторая нога назад, чтобы оттолкнуться.

Тяжелый ботинок из другой пары, увидеть которую возможности у него не было, с размаху впечатался ему в спину, пригвоздив к полу. Грей скосил глаза и увидел вокруг себя по крайней мере пять пар обуви.

Раздался хриплый смешок, очень знакомый, и Грей с горечью сглотнул. Лаки встал так, чтобы его было видно, и поддел ботинком подбородок Грея.

– Помнится, вы как-то говорили, мистер Грей, что у нас с вами остались незаконченные дела. И вы оказались правы.

– Где Нья?

– Кое у кого обнаружились неоконченные дела и с ней тоже. – Лаки издевательски заржал и пнул Грея под ребра.

Грей закашлялся и выплюнул:

– Только ты и я, Лаки. Такой был уговор. Идем.

Лаки снова пнул его.

– К сожалению, такой возможности у тебя не будет. И вообще больше никаких возможностей у тебя не будет в оставшийся короткий срок твоего жалкого существования. Разве что покричать доведется. О, кричать ты будешь громко. Будешь орать и извиваться, пока боль не утратит всякое значение, пока не улетучатся любые мысли о спасении и о самой жизни.

Грей рванулся в последний раз и попытался выскользнуть из-под прижимавшего его ботинка, но на этот раз с ним не было Ньи, которая могла бы отвлечь противников. Он дернулся от боли, а Лаки снова расхохотался и сказал, наклоняясь:

– Единственный человек, которому предстоит страдать сильнее, чем тебе, – это твоей разлюбезной мисс Машумбе. Даже я содрогаюсь при мысли, что ее ожидает. Думай от этом, пока будешь умирать.

Грей не ответил, потому что у слов не осталось смысла. Он вышел за пределы рационального восприятия в первобытный мир, где ему легче было справляться с нынешней реальностью.

Лаки присел рядом с Греем на корточки, скаля ему в лицо безупречно белые зубы и обдавая мускусным запахом одеколона. Он явно наслаждался моментом, противопоставляя ненависти, которая лилась из глаз Грея, циничное веселье.

Он щелкнул пальцами, и один из громил подал ему большой коричневый шприц. Приказав своим людям крепче держать Грея, Лаки деловито всадил иглу ему в плечо. Грей мог лишь молча корчиться от ярости, пока наркотик не погрузил его в забытье.

45

Грей очнулся от пронзительной боли в запястьях. Он был наклонен вперед, а руки находились над головой. Он попытался опустить их, но ничего не вышло. Грей выпрямился, давление немного ослабло, и ему стала ясна причина неудобства: запястья и щиколотки оказались прикованы к стене за спиной.

Он осмотрелся. В центре небольшой комнаты с потолка свисала на тонком шнуре голая лампочка, заливавшая всё желтоватым светом. Бетонные стены и пол придавали помещению вид подземного бункера, и казалось, будто ты в нем замурован. Ни окон, ни дверей видно не было, но напротив, в левом углу, в потолок уходила узкая лестница. Должно быть, там был потайной выход.

Но мрачные стены комнаты тревожили Грея куда меньше, чем ее жуткий интерьер. В центре стояла больничная каталка, накрытая белой холщовой простыней. От нее исходила та тревожная аура, которую приобретают неодушевленные предметы, которые связаны с паталогическими проявлениями человеческой натуры, будь то орудия пыток, предсмертная записка самоубийцы или операционный стол сумасшедшего врача…

Грей не мог оторвать от этой каталки глаз.

Тут пахло формалином и сырой землей, вивисекцией и страданиями. На дальней стене висел набор хирургических инструментов