Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Париж! Париж!!

За столиком у окна сидели две очаровательные дамы, которых назвать пожилыми язык бы не повернулся. Одна со светлым каре, в черных очках и модной теперь косухе, подперла пальцами подбородок, внимательно слушая свою собеседницу в красном берете, надетом поверх седых коротких волос, а из-под ее коричневого кардигана выглядывал ворот рубашки цвета индиго. Что-то увлеченно рассказывая, она крутила в пальцах край шейного платка и поглядывала на одиноко читавшего газету месье в твидовом костюме за столиком рядом.

— Крок-мадам, — произнесла Вера машинально, пытаясь осознать все, что с ней происходит. — Крок-мадам… Понятия не имею, что это такое. Но название кажется знакомым… Причем несет от него чем-то… Будто это блюдо, изобретенное Ганнибалом Лектером.

— «Американская история ужасов», второй сезон. — Герши на секунду оторвал взгляд от ноутбука и криво улыбнулся. — Крок-мадам готовил маньяк, похитивший журналистку.

— Любите смотреть сериалы?

— А кто их сейчас не смотрит, — пожал плечом ее начальник.

На его лице появилась очень странная, почти дурацкая улыбка, будто он задумал пошлость, но решил промолчать. Улыбка исчезла, он быстро-быстро прокручивал видео вперед и назад, так что Тьерри на экране поднимал и опускал брови. Что он делает? Зачем ему это нужно?

На их столике по одну и другую сторону от аппаратуры появились чашка с пенным кофе и яичница на тосте, а по другую — хайбол, в который доверху был налит крепкий черный кофе.

Вера перевела взгляд на свой тост с двумя желтками и разочарованно взялась за нож и вилку. Но уже через две минуты от Крок-мадам ничего не осталось. Она подняла чашку и, поднеся к носу, блаженно вдохнула, прежде чем сделать глоток. Горячий напиток прокатился по горлу живительным нектаром, и Вера не удержалась от протяжного стона. В эту минуту набежала тучка, и свет, льющийся из окна, потускнел. Ей показалось, что темнеет в глазах от слишком неприличного удовольствия — первого глотка за сегодня, выпитого далеко за полдень. Первого глотка кофе в ее первый день в Париже.

— Итак, вы меня просветите насчет дела, над которым мы будем работать? — почувствовав бодрость, Вера поставила чашку на блюдце, решительно придвинулась к своему начальнику и тоже стала смотреть на Тьерри, кривящего рожицы.

В дверном проеме мелькнула черная тень.

— Я не вовремя? — Тень остановилась у их столика. Это была невысокая, ладная девушка в черном: водолазке с длинными, закрывающими середину пальцев, рукавами, короткой юбке, плотных колготках и ботинках с шипами.

— Привет, Зоя, — махнул ей Герши, не поднимая головы. — Садись.

И продолжил играть клавишами, заставляя Тьерри корчить рожи.

Повисла неловкая пауза. Зоя — было в ней нечто готически-вампирское, можно сказать, даже сатанинское, если бы не ангельское личико и большие печальные глаза — мягким кошачьим движением сняла с плеча черную сумочку с длинной цепью и, положив ее на столик, села рядом с Верой. Та машинально утерла губы, перепачканные в кофейной пене, и сдвинулась в сторону.

— Я сестра Эмиля. — Зоя разомкнула густо накрашенные красным губы, блеснув ровным рядом белоснежных зубов. Томная и нежная, с длинными черными локонами, гибкими пальчиками — на каждом по тонкому, изящному кольцу, ноготки покрыты черным лаком. Вера бросила взгляд на ее кулон вороненого серебра, изображающий змею, которая кусает свой хвост. По Юнгу, это был символ саморазрушения.

— Это Зоя. — Герши оторвался от экрана и выпрямился. — Искусствовед, гид по Парижу, выпускница Школы Лувра, наш медиум. Вера Максимова, психолог из Санкт-Петербурга.

— Салю, дорогая. — Зоя коснулась щекой ее щеки. В нос Веры ударил приятный аромат парфюма — что-то пряное, индийское, но с нотками мандаринового масла, флердоранжа и сандала.

Она улыбнулась, ее черные брови сложились в умильный домик. На миг Вере показалось, что перед ней механическая кукла «Монстр Хай» в человеческий рост.

— На самом деле я вовсе не медиум. Это сейчас называется иначе. Я занимаюсь кадровым профайлингом — помогаю подобрать персонал, исследуя анкеты претендентов на должности. Эмиль — хороший спец. А мне интересно поучаствовать. Изучать искусство — значит, изучать и сущность человеческой природы, сущность бытия.

Улыбка у Зои была едва заметная, взгляд из-под ресниц скользил куда-то вниз и вбок, будто она обращалась к монитору ноутбука. Но на слове «бытия» она обратила темные, увлажненные глаза на Веру.

— Простите, у меня минус восемь и линзы новые, никак не привыкну, — она смахнула слезу с длинных ресниц. Радужки ее глаз казались большими и черными из-за линз, сливались со зрачками и делали ее похожей на инопланетянку. Узкий подбородок, высокий лоб, бледные скулы, обрамленные черными волосами, и эти кроваво-красные пухлые губы — она будто прилетела с Марса.

— Итак, я закончил, твоя очередь. — Эмиль снял наушники и передал сестре. Чуть приподняв провода, он сдвинул тяжелой ноутбук в ее сторону.

— Что, врет мальчишка? — слабо улыбнулась она и, не ожидая ответа, надела наушники, склонившись к экрану. Близоруко сощурила глаза и нажала на «плей».

В отличие от своего брата, она не заставляла мальчика на видео кривляться, гоняя видео вперед-назад. Тихо, неподвижно и почти не дыша, она смотрела так, будто хотела запечатлеть в голове каждую наносекунду. Тонкими пальцами крутила провод наушника, завивая его в кольцо, расплетая и завивая вновь.

Эмиль скрестил на груди руки и откинулся на спинку диванчика, смотря в окно. Вера украдкой следила за его неподвижным, как у сестры, профилем. Они были похожи лишь отдаленно. Эмиль — тощий, лохматый и угловатый, сидел, скруглив спину, наклонив подбородок к груди. Зоя — гладкая, округлая, как кошечка, и, несмотря на то, что сидела прямо, едва доставала ему до плеча. Оба одеты в черное, со смоляными волосами — причем это не был их естественный цвет. Неужели ходили в салон вместе? Оттенок идентичный. Или красили друг друга? Прямо у себя в квартире, где-нибудь на мансардном этаже…

Вера вспомнила «Мечтателей» Бертолуччи, захламленную, типично парижскую квартиру, похожую на лавку на блошином рынке, в кухне которой сто лет не мыли посуду, с окнами на крыши города, такую же, как Зоя, темноволосую Еву Грин. Эх, поколение Нетфликс! Мы мыслим кинематографическими клише, образами персонажей, режиссерскими идеями… Постмодернизм не закончился, он пронизывает нас острой стрелой, убегающей куда-то в будущее.

Наконец Зоя отодвинулась от экрана, сняла наушники, медленно и протяжно вздохнув, будто пробуждающаяся от вечного сна ацтекская статуя, и откинулась на спинку дивана. Руки ее легли на колени, она пальцами провела по кожаным складкам юбки и капрону колготок.

Эмиль повернул к ней голову и выпрямился.