Интимный дневник гейши - Лора Джо Роулэнд

— Прекратите! — закричал судья Аоки и приказал стражникам: — Уберите их прочь из зала!

Стражники начали теснить толпу. Женщины кричали, сопротивлялись, рвали на себе волосы, рыдали. Они смяли стражников и упали на колени, заняв все свободное пространство зала суда. На лице судьи Аоки появилась гримаса отвращения, и он снова переключился на Фудзио и Момоко.

— Что вы можете сказать в свою защиту? — спросил он, решив не обращать внимания на вторжение.

— Я ничего не делала! — отчаянно взвыла Момоко, перекрывая шум в зале.

Хирата, который все еще стоял у возвышения, с ужасом и жалостью наблюдал, как яритэ пытается строить глазки судье Аоки. Затрепетав ресницами, она изогнулась в жалкой попытке обворожить его.

— Прошу вас, поверьте, я ни в чем не виновата! — молила она.

Жесткий взгляд судьи остался безжалостным.

— Я объявляю тебя виновной в соучастии в убийстве. Ты приговариваешься к смерти.

Стражники потащили из зала рыдающую, обезумевшую от ужаса Момоко.

Судья Аоки обратился к Фудзио:

— Что ты скажешь?

Зал затих, женщины ждали, когда заговорит их кумир.

— Я признаюсь, — сказал Фудзио чистым, звенящим голосом.

Крики и рыдания женщин взорвали тишину зала. Молоденькие девушки стали биться головами об пол, монашки запели молитвы. Судья Аоки приказывал женщинам замолчать, а стражникам очистить от них зал. Фудзио с трудом поднялся на ноги и медленно повернулся к толпе. Его благородное, торжественное лицо заставило женщин замолчать. Они смотрели на него с печальным обожанием.

— Спасибо, Хирата-сан, за попытку помочь мне, — сказал Фудзио. — Спасибо, досточтимые дамы, за вашу благосклонность. Но я знаю, что проиграл, и мне хотелось бы красиво уйти из этой жизни. Поэтому я пропою свое признание в песне, которую написал.

Он посмотрел на судью Аоки, который нахмурился, но кивнул. Фудзио сосредоточился и немного помедлил, прежде чем начать главное в своей жизни выступление; публика замолкла в тревожном ожидании. Потом он запел волнующим, печальным голосом:

Любовь — это сад многих цветов,

Где роза, пион и ирис раскрывают

Солнцу свои лепестки.

Моя жизнь была садом прекрасных женщин,

По которому я бродил с радостным сердцем,

Трогая каждый цветок.

Но в этом саду скрывается цветок смерти,

Чей сок отравлен, а шипы остры

Как ножи.

В мою жизнь вошла госпожа Глициния,

Ее чары привели меня к гибели.

Мы любили друг друга со страстью

Горячей и обильной как лето,

Пока злоба и ненависть не отравили наш Рай.

Я мял нежные лепестки ее кожи, я

Ломал хрупкий стебель ее тела, я

Выпускал сок ее крови,

Пока моя Глициния не простерлась мертвой предо мной.

Теперь любовь — заброшенный пустырь,

Где холодные ветры летают над сорной травой,

Камнями и костями.

Моя жизнь — это дорога к месту казни,

По которой я бреду, безнадежно страдая,

К своей смерти.

Подняв руки ладонями вверх, ссутулившись, с трагической маской на лице Фудзио дал последней ноте затихнуть в полной тишине. Потом толпа женщин разразилась одобрительными криками, аплодисментами и плачем. Фудзио поклонился. Судью Аоки этот спектакль явно раздражал.

— Я объявляю тебя виновным в убийстве и приговариваю к смерти путем отрубания головы, — объявил он.

Когда стражники под конвоем выводили Фудзио из зала суда, женщины шли за ним стенающей процессией.

Хирата с ужасом думал, как сообщит Сано о том, что их последние подозреваемые умрут еще до того, как они смогут возобновить расследование.